Тут все и сразу. Фемида как символ правосудия, а Немезида – возмездия.

Что до возмездия, так оно уже свершается. Да и правосудие в перспективе: Бендер тайком скупает золото и доллары, а это с 1926 года признано «уголовно наказуемым деянием».

От советской юстиции Бенден все же улизнет, перейдя границу. И, как положено командору, пусть оставшемуся без экипажа, начнет очередную программную речь: «Все надо делать по форме. Форма номер пять – прощание с родиной».

Это каламбур, понятный современникам. «Форма одежды номер пять» была парадной на флоте. Значит, командор опять собрался «командовать парадом». Кстати, название самого популярного из полонезов М. К. Огинского – «Прощание с родиной».

Бендер иронически обыгрывает, во-первых, обстоятельства биографии композитора. Огинский, как известно, был одним из лидеров польского восстания 1794 года, эмигрировал после разгрома повстанцев и «Прощание с родиной» создал именно в изгнании. Но полонезы не исполнялись на парадах. Так что подразумевается, во-вторых, название весьма популярного со времен русско-японской войны марша Я. И. Богорада «Тоска по родине».

Но шутка в том, что именно тоски и нет. Согласно Бендеру, ностальгия исключена. Его прощальная речь – манифест индивидуалиста. Принципиальный отказ от принятой официально системы ценностей: «Ну, что ж, адье, великая страна! Я не люблю быть первым учеником и получать отметки за внимание, прилежание и поведение. Я – частное лицо и не обязан интересоваться силосными ямами, траншеями и башнями. Меня как-то мало интересует проблема социалистической переделки человека в ангела и вкладчика сберкассы. Наоборот. Интересуют меня наболевшие вопросы бережного отношения к личности одиноких миллионеров…».

У Ильфа и Петрова словосочетание «первый ученик» подразумевает насмешку. Что и проявилось в упомянутом выше фельетоне «Три с минусом», где ехидную характеристику получил Волин.

Намек в финале романа был понятен. Бендер знает, что мог бы стать «первым учеником», и подчеркивает: такая роль неинтересна. А далее осмеивает дежурные темы советской периодики. Индивидуалиста забавляют споры о «силосных ямах, траншеях и башнях», то есть способах заготовки и хранения фуража для колхозного скота. Что до проблемы «социалистической переделки человека», то великий комбинатор все еще надеется остаться собой.

Он вскоре лишиться и этой надежды. Процедура осмеяния закончится трагикомически – с появлением румынского пограничного наряда.

В финале последней главы Бендер не только смешон. Главное – унижен, жалок, хоть и бравирует самоиронией. Его поражение окончательно, что и требовал показать Луначарский.