Я усмехнулся, и тогда она, действительно, бухнулась на колени прямо в лужу. Секунду длилась немая сцена: вот я с открытым ртом, вот Софья на коленях, вот толпа зевак, вывалившая из магазина «Дружба», — наконец я вошел в магазин, оставив Софью в луже. Черт возьми, — думал я, листая какой–то альбом на прилавке, — ну почему я не влюбляюсь в порядочных женщин? Неужели я делаю их такими? Или я боюсь любить как раз потому, что все кончается именно этим?..
Я вышел из магазина. Софья стояла у двери, вытирая платочком подол белого платья.
— Прости меня, — сказала она.
— Бог простит.
Безобразие, читатель, — если так будет продолжаться дальше, мне ничего уже не останется, как только уничтожить и ее: не было никакой Софьи…
***
***Но я как бы слышу сейчас настойчивый ропот, взволнованный хор голосов, — голоса, голоса — один из читателей вдруг выступает вперед, говорит:
— Уж больно легко расправляетесь вы со своими героями… вот только как это можно совместить с местами серьезными, написанными в приподнятом, даже в дифирамбическом тоне? — местами, можно сказать, поучительными…
— Да о чем вы, читатель?
— О Лике, о Софье — о чем же еще?
— Простите, о какой Лике?
— То есть как?.. впрочем, понимаю: опять ерничаете.
— Напротив, читатель, совершенно серьезен, но только вот в толк не возьму, о ком вы там говорите… Лика?.. — не помню…
Но я чувствую, что читатель не верит. Побойтесь бога, читатель, какие тут шутки? — вы что, с луны свалились? Оглянитесь назад — что вы? — не было такой!
Но читателя не проведешь — он выбрасывает козырную карту:
— А кого же я тогда в ягодицу–то укусил?
— Как? вы, читатель?!? — вы кого–то укусили в ягодицу? Этого не может быть! Кого же?
— Да перестаньте! — сами написали, а теперь…