Что уж там! — вы прекрасно ведь понимаете, что сейчас речь идет о внушениях и необходимостях такого вот рода, как у меня с Бенедиктовым, — «вопрос по типу быть или не быть на уровне засорившегося унитаза», как программно заметил Марли в своей биографии. Быть или не быть и кому?..

Но я поясню на примере: Бенедиктов, который делал на меня какую–то ставку, вдруг предлагает мне умереть. Что за чушь? — ни с того, ни с сего… И заметьте, я ведь у него полностью в руках, он может разделаться со мной в два счета. Так возникает вопрос: а не есть ли это его дурацкое предположение, просто ход в нашей игре? — он хочет повлиять на меня так, чтобы я, испугавшись, задергавшись, запутавшись, сделал незаметно для себя то, что как раз от меня ему, Бенедиктову, надо. Сделал то, чего он не сумел добиться другим путем, сделал то, к чему он меня всегда подстрекал, но от чего я отказывался, — не самоубийство, конечно, а что–то другое, чего я так до сих пор и не знаю. (Ведь он же чего–то хотел! Да и хочет)… Почему бы, читатель, и нет? — все возможно. И вот теперь я совершенно запутан. Покончить самоубийством — приказ Бенедиктова. Не покончить — опять же навеяно им… Что мне делать?

Нахожу один выход — не знаю, уж как он покажется вам? — этот выход такой: ведь все мы общаемся, и конечно же, все друг на друга влияем. И я повлиял на Фал Палыча (это мы с вами уже отмечали). Так вот же: не выходит ли, что влияние Бенедиктова на меня и постановка меня в это безвыходное положение — есть всего лишь мое собственное, но опосредованное Бенедиктовым, влияние на самого же себя? О, я вновь на коне, я вновь у кормила, я снова владею собой, и теперь, как бы я ни поступил — вопреки его (своей) воле или, напротив, по ней, — я поступлю самостоятельно, то есть достойно, то есть поступлю как раз я, а не кто–то другой за меня. Вот что такое общение! — управление собой, своей куклой, через других.

А чтобы все это как следует уточнить и выяснить, я решил собрать побольше всяческих сведений. В этом бы мне пригодился мой звездный поклонник, но он почему–то молчит, наверное боится. Кто мне поможет? — конечно, Марина Стефанна, ибо все же на ней завязано многое в этой истории. Ведь она весьма и весьма коротка с Фалушей… Так я подумал, такой вывод сделал и решил назавтра пойти к ней домой. Посмотрим, читатель, посмотрим…

Глава 8. Счастливые Возможности Качелей

Глава 8. Счастливые Возможности Качелей

Тут мне придется в двух словах объяснить дорогому читателю, почему я надеялся что–то выяснить о Фале Бенедиктове именно у Марины Щекотихиной. Во–первых, обстоятельства нашей встречи в Крыму — помните? — я уплыл тогда от него и в море встретил богиню, которую тут же и утопил… Но перед тем я ей все–таки задал вопрос: «Как вы сюда попали?» «Я здесь с одним моим старым знакомым», — ответила она. И вот теперь, когда я уже очень многое знал — когда я узнал, что она чудесным каким–то там образом выплыла, что она оставила секту тарелочников, что она же мать Лики, а Лика вовсе не дочь своего отца, — узнал, наконец, об интимных сношениях этой мадам Щекотихиной с ныне моим смертельным врагом Бенедиктовым (он открывает ее дверь своим ключом, а она его просто и ласково кличет Фалушей), — повторяю, когда я все это узнал, я решил, что тот ее пресловутый «старый знакомый» отнюдь не майор Ковалев, потерявший свой нос, — как я прежде то думал, — но вот как раз этот Фал Бенедиктов. И даже, читатель, я на миг заподозрил, что он–то и есть отец Лики, — экстравагантная мысль! — заподозрил на миг и тут же отбросил эту бредовую чушь.