Пока мой противник обдумывал ход, в нашей партии наступило затишье, и я оглянулся по сторонам. Что ж я увидел, милые читатели? — моя комната была завалена окровавленными трупами: раз, два, три… шесть трупов валялись в самых живописных позах на полу, на диване, друг на друге… кто свой, кто чужой? — не понять. Вот Марлинский — я узнал его по прыщам на искореженной морде, вот усатый Серж в кавалерийских эполетах, вот несчастная Томочка Лядская… Да что ж это такое? — думал я, — люди гибнут только потому, что кому–то вздумалось сыграть партию в шахматы!? И сколько их еще будет сегодня?! И хоть неуместны такие гуманные чувства на поле битвы Ормузда и Аримана, я содрогнулся от ужаса — от того, что человеческая жизнь может зависеть от таких — показалось мне вдруг — пустяков.

— Ходи, не зевай, а–то флажок упадет, — прошипел Фал Палыч. Я взглянул на доску и возликовал: ход, который он сделал, пока я отвлекся, был до того смехотворен, до того бездарен, недальновиден и глуп, что, не сдержавшись, я улыбнулся. — Ходи–ходи, не лыбься! — заорал он.

Я выдержал паузу, прикидывая, на что он рассчитывал, передвигая коня f3 на g5? — на то, что конем е7 я возьму офицера d5? — правильно, я так и сделаю: конь съел слона, и на ручке бенедиктовского кресла повисло еще одно тело — труп, который он досадливо оттолкнул, сделав ход конем на f7, — в подражание мне угрожая ферзю, сожрав мою пешку…

Лукас ван Лейден. Игра в шахматы

Видно было, как он пережевывает человеческое мясо, выплевывая кости на доску… Я посмотрел–посмотрел да и сделал рокировку. Вот этого он не ожидал и от неожиданности подавился, закашлялся; лицо его налилось кровью и лопнуло в нескольких местах, как переспелый помидор; изо всех трех глаз заструились слезы; щеки мгновенно обросли недельной щетиной, а уши сосульками стекли вдоль шеи на плечи. Он засунул руку в глотку по локоть и вырвал оттуда застрявшую кость. — Рокировка?! — прорычал он.

Да, рокировка, читатель! — он–то рассчитывал, что я не захочу расстаться с ферзем, убью его грозного коня королем (е8–f7), и тогда он шахует меня ферзем на d5, но он просчитался.

— Рокировка, Фал Палыч, — бери королеву, не жалко…

— Ты еще пожалеешь, — отвечал Бенедиктов, жеманно, как кот, ставя коня на d8 (туда, где была моя королева), и я увидал на полу ту самую, из ночного такси, даму: она лежала в своем облегающем черном костюме — прекрасный цветок среди мерзости запустения. Мне показалось, она еще дышит, но багровое пятно у горла да высунутый распухший язык не оставляли сомнения в том, что она мертва, совершенно мертва…