Но не думайте, что они живут в вашей голове (или, так скажем: душе), — они живут рядом с вами, и вы сами в свою очередь для кого-нибудь одного играете роль «анимы», а для другого — «маски» или «я». Который уж раз вас прошу: оглянитесь вокруг, оставьте свои «швейцарские» взгляды, займитесь наконец «глубинной» социологией своего окружения, и вы поймете тогда, что нет никакой разницы между внутренним и внешним. Вы убедитесь воочию: то, что вверху, соответствует тому, что внизу и наоборот — низ соответствует верху. Но! — только соответствует, читатель; соответствует и только — все дело в со-ответствии и ни в чем другом. Внутреннее отвечает за внешнее, а внешнее — за внутреннее. Сну отвечает реальность, а реальности — сон, но, если вы начнете сводить и то и другое на какие-то «стандартные положения и фигуры», вы потеряете и жизнь и сон.

Поверьте: нет никаких «теней», «масок» и «архетипов» — есть только один архетип, — архетип соответствия. Или границы — ведь если нет границы, соответствовать нечему и не с чем; так же как, если нет соответствия, нечего разграничивать. Соответствие — это граница миров, — граница соответствия внешнего и внутреннего, их тождество. А если есть только набор «внутренних» стандартных положений («теней и масок»), набор, который ни чему не соответствует во внешнем, то нет и никакого внутреннего, а следовательно, никаких этих ваших «стандартных положений».

Сводя мою историю к набору абстрактных фигур, вы хотели уличить меня в том, что я по-настоящему не любил Софью, не боролся с Бенедиктовым, не воспитывал Теофиля, — вы уличили только себя, читатель, — уличили себя в том, что никогда на деле не чувствовали и не страдали на деле. Я говорю так потому, что не может быть нигде никакого архетипа страдания или архетипа любви, а вам, оказывается, знакомы только значки, возникающие на стенках реторты — герметически замкнутого мира, в котором вы почему–то кипятите себя.

Глядя на разрисованные этими немудрящими узорами стенки сосуда, мы с удовольствием думаем, что знаем истину, — вот оно звездное небо над головой, вот они орбиты судьбы, вот она проекция моего сознания на вызвездивший небосвод моей реторты. Глядим и думаем, что сознание — это тоже что–то внутри нас. Ошибка! В нас нет никакого сознания; уж скорее сознание где–то вне нас, в мире: в домах, в деревьях, в шуме листвы. Оно распылено в нем, оформлено некой системой зеркал, уже заранее построено (пусть бессознательно), дабы мы вошли в него, ему ответили — узнали, настроились на его волну. И вот только после этого бессознательное в нас и в мире, колеблясь в одной частоте, станет со-знанием.