— Вы проницательны — был. Он его потом еще раз видел и уже специально подошел, попросил закурить, но тот был отчего–то взволнован и не узнал его. Вы ведь ведете к тому, что это двойник?

— Я? — Нет, читатель!

— Самое простое предположение.

— Какой двойник?

— Ну, двойник — вы сами. У каждого человека есть двойник, с которым он должен встретиться посредине жизни, земную жизнь пройдя…

— В какую-то мистику вы ударились.

— В какую же мистику? Я имею в виду вот что — смотрите: я родился — пущены мои часы. С каждым мгновением время моей жизни увеличивается. Я прожил одну секунду — мне осталось на одну секунду меньше. Это значит, что время с точки зрения смерти идет в обратную сторону. Это значит, что, если есть некое целое жизни, вмещающее, скажем, шестьдесят лет, то, с точки зрения этого целого, каждая минута, прожитая нами, должна рассматриваться с отрицательным знаком. С нашей точки зрения это +1 минута, с той это –1 минута. Но точно так же, как мы не знаем со своей точки зрения, что произойдет в следующую минуту (она нам абсолютно неизвестна), так и с той точки зрения — всякая минута, прожитая здесь, как бы начисто забывается, исчезает за гранью нашего (положительного) времени. На той стороне знают только наше будущее, нашего прошлого там не знают. Улавливаете?

— Улавливаю — песочные часы.

— Правильно, — сказал Олег, и мы посмотрели друг на друга, как два авгура. — Там можно вспомнить, — продолжал он, — наше будущее, но нельзя — наше прошлое, ибо его нет — оно на нашей стороне. Однако же наши поступки предопределены как нашим будущим, так и нашим прошлым; как той стороной, так и этой. Получается так, что на той стороне изображение стирается, когда на этой возникает. Когда человек рождается, здесь рождается ничто, а там — все.

— Похоже на фазы Луны, — вставил я.

— Точно! Наш взгляд на свою жизнь подобен взгляду на Луну с Земли.

— Так вот почему Луна всегда обращена к нам одной стороной?

Олег пожал плечами, улыбнулся. Мне все казалось, что он морочит меня и даже не скрывает этого. Однако ведь в его словах есть какой–то смысл, несомненно есть… Но вот что он сказал дальше:

— Что значит прожить? — это знать кусок своей жизни, иметь его. Выходит: потусторонний вы прожили тот кусок жизни, который вам здесь остался. Но ведь мы должны как-то упорядочивать свою жизнь — например, всякого рода причинными связями, а поскольку ваш потусторонний двойник совсем не знает вашего прошлого, он вынужден пользоваться обратной причинностью. Для него причиной любви будет то, что вы будете…

— Что вы хотите сказать этим? — перебил я его наконец, ибо почувствовал, что он уже издевается надо мной, почти что как над Марлинским: с сухой усмешкой доводит до абсурда мои собственные мысли, состоящие в том, что он (этот двойник), как и мы, живет в настоящем.