А между тем я продолжал говорить на другом конце провода: «И еще вспоминал твой портрет. Мне вначале показалось, что ты — совсем там и не ты, а что-то, может быть, другое» Другое? — подумал я, — да, совсем другое. «Я подумал, что это какое-нибудь пророчество, и потом действительно ты стала на него похожа, после подземелий»… Боже, что я говорю? — неужели она это слышала: «Помнишь наши разговоры? — я сны толковал».
«Я сны толковал!» — что за изящный уход! — она же все слышала, все поняла. Или, может, она и тогда ничего не слыхала? Может, я тогда тоже был у нее? Когда?!? Тогда с нею был кто–то другой — все она слышала… Но почему не откликнулась?
Мне стало противно; оторвавшись от трубки, я нагнулся над Ликой, похлопал ее по щеке — она не приходила в себя. Ударил сильней — тот же результат. А из телефона лился мой бодрый голос, — голос все понимающего и все прощающего человека, — человека, который не плачет и не смеется, а открыто и смело смотрит в лицо судьбе:
«Я ведь еще не видел ту, последнюю картину, над которой он работал, когда умер. Видел эскизы, но ведь это совсем не то…» — говоря так, я с ужасом смотрел на Лику, все никак не приходящую в себя. А вдруг она умерла?! «Лика, ты меня слышишь? — ты очень похожа на дядю Сашу. Как родная дочь!»
О чем же я думал, читатели, в этот момент? — чем я думал, когда произносил эти слова? О чем я думал, — подумал я, — зачем я это сказал? может, чтобы внести крупицу сердечности в наш разговор? Чтобы продемонстрировать свою проницательность? — о чем, черт возьми? К чертям собачьим всю психологию, мой внимательный чтец, все к чертям! — ты уже знаешь, о чем я думал. Я думал о той картине, что лежит сейчас передо мной.
«Лика, что было изображено на той картине?» — послышался крик в трубке, и тогда я повернул голову и впервые взглянул на нее — на эту картину, упавшую как нарочно лицом вверх. Я уже будто бы знал, что увижу, но увиденное поразило меня:
— Мертвый младенец!? — сказал я и повесил трубку. Средь унылого пейзажа пустыни в клубах фиолетово–зеленого тумана лежит на земле мертвый младенец — и больше ничего.
ЧАСТЬ ШЕСТАЯ. Глава 1. Побег
ЧАСТЬ ШЕСТАЯ. Глава 1. Побег
ЧАСТЬ ШЕСТАЯ. Глава 1. Побег
Моя история близится к концу, и теперь я уже отчетливо представляю себе, как трудно было бы мне писать, если б то, что я пишу, было вымыслом. Представьте себе меня — вот такого, каким я предстаю перед вами на этих страницах. Ведь, чтобы создать мой образ, автору пришлось бы держать в голове массу деталей, которые его (автора) постоянно бы сбивали с толку. Автор ведь человек, читатели, — он ведь имеет душу, которую ему постоянно приходится вкладывать в своих героев: он распыляется по героям, но больше всего вкладывает, конечно, в меня — главного своего героя. И что же, неужели вы думаете, что какой–то там посторонний человек — кем бы он ни был — сможет создать меня таким, как я есть? Да никогда в жизни — обязательно крупицы его души, вложенные в меня, заведут отношения (роман) с тем, что в моем образе принадлежит собственно мне, и получится невообразимая путаница, получится что-то совсем третье, неожиданное, непредсказуемое, и — автор с ужасом увидит свою неудачу.