Я до сих пор ничего не понимала. Мало ли вздора эти трое болтали за пивом.

– Ну, как скажешь.

Мистина встал из-за стола, вышел к очагу и поклонился Ингвару:

– Свет-князюшка, прошу твоей милости. Отдай за меня свояченицу твою Уту, Торлейвову дочь, Дивиславову вдову! Обещаю ее любить, жаловать и покупать ей все украшения, на какие она укажет. Вот и батька подтвердит: нам в дом хозяйка нужна.

Наверное, они уже все это обсудили между собой, потому что Ингвар не удивился, а только ухмыльнулся:

– Моя свояченица – вдова, сама за себя решает. У нее и спрашивай.

– Душа моя, Ута свет Торлейвовна! – Мистина оборотился ко мне и снова поклонился. – К тебе я пришел, как купец за товаром, как ясный сокол за серой уточкой. Пойдешь ли за меня? Род мой тебе известен, а князь долей не обидит.

Эльга сидела с невозмутимым видом, Ингвар ухмылялся.

Они уже решили мою судьбу.

– Пойду, – как и в прошлый раз, сказала я.

А что еще я могла сказать? Как и тогда, это было нужно для спокойствия и счастья моей сестры. Разве я могла лишить ее этого?

Глава 4

Глава 4

Киев, 12-й год после смерти Вещего

Началось это все с дохлых кур.

Мы тогда еще жили со Свенгельдом. Перед нашей свадьбой он расширил свой двор, передвинул тын и поставил еще две избы: для нас и для Держаны с детьми.

Заложники принадлежали Ингвару, но он сказал, что они – мои люди и чтобы я их забирала «в приданое».

Бедная Держана!

Она тогда была еще жива, хотя совсем плоха, и я понимала, что с таким кашлем ей долго не протянуть. Держана происходила из княжьего рода и заслужила совсем другую жизнь, но так мало прожила хозяйкой в собственном доме и так много – надзирая за чужим добром и чужими детьми! Из тех пятерых, что остались у нее на руках, только один, Колошка, был ее собственный, а остальные четверо – сестричи. Но и с ними она доживала свой век на чужом дворе.