Золоченый шлем на столе, ярко блестящий под свечой, будто упрекал их, напоминая о доверии, что оказано князем Мистине… им обоим.
Вдруг ей пришло в голову: понимает ли Ингвар, как и чем рискует, на всю зиму оставляя побратима в Киеве со своей женой? Только ли своей честью мужа? Или гораздо большим?
И от мысли о крушении, которое вызовет разлад их союза, Эльгу бросило в холод с той же силой, как недавно в жар. Это было так ужасно, что немыслимо даже думать.
– Отнести тебя? – Мистина кивнул на ее необутые ноги, потом на лежанку в другом конце избы.
– Сама доберусь! – Эльга сердито толкнула его плечом. – Ступай отсюда!
Мистина усмехнулся, встал со скамьи и шагнул к двери.
– Домой не поеду, – на полпути он обернулся. – Раз уж княгиня меня гонит… будто пса… – он усмехнулся, намекая на их летнюю ссору, – в гриднице лягу.
Эльга сделала плачущее лицо. Его бесстыдство ее и бесило, и восхищало. Главное, чтобы он видел только первое.
– Ну уж коли тебе без жены дом родной не мил, ложись в гриднице. Сладких снов!
– Смеешься? – Он приподнял бровь. – Среди этих упырей да сладкие сны? Вот если бы…
На лице его более чем ясно отражалась мечта: заснуть в тепле, источаемом женским телом…
– Я сейчас в тебя рушником брошу, – изнемогая, пообещала Эльга.
Почему-то предчувствие наслаждения на его лице колебало ее решимость даже сильнее, чем собственное влечение к нему.
– Чулком? – оживленно предложил он: рушника у нее под рукой не было. – Давай?
Готовая на все, лишь бы отделаться от него прямо сейчас, Эльга стянула серый вязаный чулок и швырнула в него. Но неудачно размахнулась и не добросила.
– Второй! – приказал он, будто отроку, мечущему сулицы в цель.
Такой голос Эльга у него постоянно слышала на дворе во время учения отроков. «Выпад – отход! Выпад – отход!»
Второй чулок упал еще ближе первого: от смеха она не могла сосредоточиться.
– Рано тебе в поход! – с сожалением сказал Мистина, окинул взглядом ее белые ноги, забрал со стола свой золоченый шлем и вышел, смеясь.
Когда за ним закрылась дверь и стихли на крыльце шаги, Эльга перевела дух. Она смеялась, стыдилась – он делает с ней что хочет! – досадовала на себя и радовалась его решению ночевать в гриднице. Пусть спит у всей дружины на глазах. А то начнут болтать…