Она подняла руку и провела кончиками пальцев по его лицу. По горбинке сломанного носа, обходя свежую ссадину, по твердо очерченной скуле. Не один год ей хотелось это сделать, но только нынешней зимой эта простая мечта наконец исполнилась.

Испугавшись, что в полутьме при свечах заденет плохо видный синяк, Эльга отняла руку.

– Ты не боишься меня? – Мистина не совсем верно понял ее движение.

…Когда-то давно он уже задавал ей этот вопрос, но совсем по другому поводу. Той весной, когда Ингвар и Эльга только заняли княжий стол. По этому случаю всякий день гремели пиры – новый князь не жалел пива и мяса, чтобы привлечь к себе полян и русов. Эльга сбивалась с ног, управляя своими еще немногочисленными служанками. Весь день она хлопотала, а ночью просыпалась от страшных снов, будто гости съели все приготовленное и сидят за пустыми столами, а ей больше нечего подать…

Однажды, когда она выходила из поварни уже в темноте, перед ней вдруг вырос Свенельдич: не говоря ни слова, сгреб в объятия и прижал к стене. Эльга ахнула, вдруг очутившись в кольце его рук, охваченная теплом его разгоряченного тела. Мельком подумала, что он во тьме принял ее за кого-то другого, но тут же чутьем угадала: нет. Он не обознался.

– Йотун ешь, как же я хочу тебя… – шептал он, настойчиво отыскивая ее губы и дыша на нее хмельным медом; она отворачивалась, потрясенная и взволнованная, но не кричала, а, напротив, больше всего опасалась, как бы их не увидел кто.

Сейчас им было не время ссориться со Свенельдичем, ни по какому поводу.

Не так чтобы она удивилась его желанию – скорее тому, что он сказал вслух о том, о чем уже три года громко молчал.

– Пусти! – Она упиралась руками в его грудь, но чувствовала, что оттолкнуть его ей так же не по силам, как вот эту стену поварни.

На ощупь он был весь как литой – как железный, но теплый внутри.

Нет, как золото под тонким слоем серебра – солнечное тепло этого золота пробивалось сквозь внешний, холодный серебряный покров. Как у тех молодцев – по колена ноги в золоте, по локти руки в серебре, – что рожала Заря-Зареница, меньшая Солнцева дочь, взятая в жены юным Перуном.

– Стыд последний потерял! – шепотом возмущалась Эльга, отгоняя мысленно эти ощущения, стремительно расцветавшие одно за другим. – А Ингвар?

– Он мне должен.

За минувшие три года они никогда не говорили об этом долге – Мистина ведь взял в жены женщину, уже ждущую дитя от Ингвара, – но Эльга сразу поняла, о чем он. И испугалась этой молчаливой, но прочной памяти. Свенельдич ведь не из тех, кто прощает долги.