А потом, противореча собственным мыслям, попросила:

– Не уходи.

– Ты хочешь, чтобы я остался?

Она кивнула. И челядь, и гриди не слепые: стража у ворот видела, как Свенельдич приехал, и заметит, что он до утра не выехал обратно. А в дружинной избе или в гриднице уж кто-нибудь не пропустит, что Арне и Ратияр почему-то тоже ночуют здесь. Но, понимая все это, Эльга не могла и помыслить о том, чтобы после всего этого остаться одной, наедине с воспоминаниями и опасениями.

Вместо ответа Мистина наклонился и потянулся к ее губам. Бывают случаи, когда даже самый благоразумный человек плюет на осторожность.

– Тебе же больно… – шепнула Эльга.

– А и ладно…

* * *

Еще через день княгиня объявила пир и позвала всех бывших в Киеве знатных людей: местных бояр, Грозничар с его людьми и Хельги с его оружниками. Эльга сияла, как солнце, со своего возвышения: одетая в греческое платье золотистого шелка с красными птицами, с белым убрусом на голове, с золотыми греческими подвесками на шитом золотом очелье – с цветной эмалью, золотыми лучиками и крупными жемчужинами. Лицо ее еще хранило след утомления, но губы приветливо улыбались, а зеленовато-голубые, будто самоцветный камень-смарагд, глаза смотрели дружелюбно и уверенно.

– Я созвала вас, мужи русские, полянские и черниговские, дабы радостную весть вам объявить, – сказала она, когда чаши за богов и предков обошли столы. – Держали мы совет с родичами моими и боярами и порешили: как вернется из полюдья муж мой Ингвар, созовем мы всех вас снова и на Святой горе, перед взорами богов и дедов наших, возложим на зятя моего, Эрленда-Грозничара, Чернигостева сына, Тростенева внука, достоинство малого князя черниговского.

К сводам гридницы взмыл изумленный гул. Не меньше других удивился сам Грозничар: не думая сдаваться окончательно, он все же предпочел отложить свои притязания до тех пор, пока позабудется его поражение в поединке.

А кое-кто и отметил, что Эльга перед всеми назвала Ингвара своим мужем – будто нет никакой болгарыни.

– И условия положим такие: быть Грозничару с нами, князьями киевскими, во всем заедино, мир и войну объявлять по совету, на рать выступать единым строем, совещания творить с князьями иноземными, каганом и цесарем общие. По дань русским князьям на левый берег не ходить, а дары в Чернигове получать.

– Из любви к вам мы так положили, – добавил Мистина, глядя на Грозничара так, будто не охаживал его кулаками в нерассуждающей ярости под этой самой кровлей какую-то неделю назад и тот не смотрел на него сейчас изумленным взглядом полузаплывшего глаза, окруженного желто-лиловым огромным синяком. – В поход на греков мы ходили вместе, добычу и честь одну на всех привезли. Разойдись мы сейчас – не по правде вышло бы, нам бы одним все плоды общей победы достались. Мы того не допустим. На другое лето сотворим мир – и вы, князья черниговские, все те же выгоды и прибыли получите, что и князья русские. И кто тогда нас одолеет?