Как видно, священнослужители тех времен, так же как и в наше время и во все эпохи, являлись служителями лицемерия и суеверия.

О религиозном усердии людей забитых, грубых и обманутых они судили по количеству и качеству принесенных в храм даров – ведь эти дары тому или иному божеству питали ненасытное чрево жрецов культа.

– Вот уже двадцать дней, как никто не посещает храма Геркулеса Оливария, которого так почитали в этих обширных краях Лукании и Бруттия… – произнес, вздыхая, потитий.

– Скажу своему господину, что, если он желает, чтобы его дом и владения остались неразграбленными, пусть приходит сюда сам или присылает дары великому Геркулесу Оливарию, – сказала с видом покорного и в то же время глубочайшего убеждения Эвтибида, коверкая латинскую речь.

– Да защитит тебя Геркулес, добрая девушка, – ответил потитий.

И, помолчав немного, он добавил:

– Да, это так… благочестия надо искать у женщин, чаще всего оно обитает в женском сердце. Я тебе только что сказал, что вот уже двадцать дней, как из наших краев никто не приходил сюда и не приносил жертв нашему богу… Это не совсем так. Два раза была и приносила жертвы девушка, кажется гречанка, из лагеря гладиаторов… такая набожная, преданная богу и очень красивая!

Глаза Эвтибиды сверкнули от радости; дрожь пробежала по всему ее телу, и кровь сразу бросилась в лицо. К счастью, темная краска, покрывавшая ее лицо, помешала жрецу заметить румянец, совершенно изменивший ее облик, и узнать, что это была другая, а совсем не та женщина, какой ей хотелось казаться.

– Ах, – произнесла она, стараясь овладеть собой и подавить свое волнение, – ты говоришь, что какая-то молодая женщина приходила сюда из вражеского лагеря?

– Да, да, она была в военной одежде, на перевязи висел меч, и оба раза ее сопровождала черная женщина, вот как ты… Бедняжка немая – по приказу ее госпожи у нее когда-то отрезали язык.

Эвтибида сделала жест, выражавший ужас, затем сказала с напускной простотой и добродушием:

– Из вражеского лагеря… Мой господин говорит, что они наши враги… Даже враги и те поклоняются великим богам… Завтра же я приду сюда до рассвета… я так боюсь гладиаторов!.. И если я не смогу уговорить моего господина присылать дары славному Геркулесу Оливарию, тогда сама принесу ему свой скромный дар.

Потитий похвалил ее и, поощряя ее благочестие, обещал ей покровительство Геркулеса, а на прощание указал тропинку, которая шла от храма к лощинке между двумя холмами: по ней было легче спускаться и подниматься незамеченной.

Трудно описать, с какой радостью возвращалась в лагерь коварная гречанка. Сердце ее готово было выпрыгнуть из груди. Она нашла такого союзника, о каком не могла даже мечтать: продажность и жадность жреца бросались в глаза, подкупить его не составляло труда, и, может быть, при его посредстве удастся найти какой-нибудь скрытый, потайной доступ к стенам! Во всяком случае – вот отчего трепетало ее сердце, – если ей не удастся пронзить грудь Спартака, то все равно, убив его сестру, она нанесет ему смертельный удар. Жрец и храм помогут ей в этом.