– Ладно, пусть будет по-твоему… и пусть твоя щепетильность честного жреца получит удовлетворение, – сказала Эвтибида с тонкой иронией.

Через минуту она добавила:

– Кстати, не грозит ли опасность…

– Какая? – спросил Ай Стендий.

– А вдруг в течение дня щепетильность твоя проснется, встревожит твою душу, взволнует совесть и, подстрекаемая страхом перед гладиаторами и ужасной возможностью быть повешенным, толкнет тебя… ну, например, уйти отсюда, захватив оружие и скарб, в Темесу?

В то время когда гречанка произносила эти слова, она пристально смотрела в глаза жреца, как бы испытывая, каковы его намерения и помыслы.

– Что ты говоришь? – сказал Ай Стендий, упорно защищаясь от ее предположений; в его голосе звучала напускная обида – будто он оскорблен в своем достоинстве. – А что еще тебе пришло на ум?

– Блестящая мысль, достойный, благочестивый жрец.

– А именно?

– Ничего не сообщая твоим двум коллегам, ты вместе со мной спрячешь в верном месте те скромные дары, которые я принесла в жертву богу; затем ты пойдешь со мной за вал, и там мы попируем вместе с тобой… У нас будет роскошная трапеза… потому что я хочу в твоем лице почтить не только уважаемого жреца Геркулеса Оливария, но также честного и хорошего гражданина!

– Во имя богов! – воскликнул жрец с притворной обидой. – Ты, значит, не доверяешь мне?

– Не тебе я не доверяю, а меня тревожит твоя непорочная совесть.

– Но… я не знаю, должен ли я…

– …идти со мной? Но ведь ты должен помочь мне донести сюда пятнадцать талантов, о которых мы с тобой договорились… Или ты только что сказал – десять?

– Пятнадцать! Я сказал – пятнадцать! – поспешно поправил потитий.

– Во всяком случае, если даже ты и сказал десять, то ошибся… потому что богу я за мою месть приношу пятнадцать талантов. Пойдем же со мной, прямодушный Ай Стендий, ты будешь доволен сегодняшним днем.

Жрец принужден был спрятать в укромном месте шлем, меч и кольцо Эвтибиды и пойти вместе с ней за римский вал.

Марк Красс теперь полностью доверял гречанке; он разрешал ей свободно входить и выходить из лагеря одной или же в сопровождении кого-либо по ее выбору.

Эвтибида устроила для потития роскошный пир. В восьми или девяти чашах отличного цекубского он утопил свою печаль, вызванную недоверием гречанки.

Она же тем временем позвала к себе своего верного Зенократа и, быстро сказав ему что-то шепотом, отпустила его.