Франция же деятельно углубляла дипломатическую трещину между Дофине и Савойей. Людовик знал о тайном давлении короля на Людовико, верным признаком этого давления было уже го, что выдача приданого Шарлотты внезапно прекратилась.
А затем с северной границы пришла весть о том, что французы укрепляют посты, потом сообщили, что в Лионе собираются войска и, наконец, что сам король присоединился к ним.
— Пока к ним не прибыла артиллерия, мы можем быть спокойны, — сказал дофину Анри.
— Боюсь, она не замедлит к ним прибыть, — мрачно вымолвил Людовик.
На следующий же день гонец прискакал с известием, что Жан Бюро присоединился к королю с целым парком тяжёлых орудий. На это Анри сказал:
— Наши орудия ни в чём не уступят королевским, а наши зажигательные ядра превосходят его ядра.
— Генерал Леклерк, вы хотите гражданской войны во Франции?
— Если такова ваша воля, монсеньор.
— Гражданской войны, как в Англии?
— Да, если её хотите вы.
— Не думаю, что я хочу гражданской войны. Кроме того, на этот раз мы, несомненно, потерпим поражение.
— Что вы собираетесь делать?
— Не знаю.
В довершение всего пронёсся слух, — и он не замедлил подтвердиться, — о второй французской армии, которая продвигалась через Арманьяк, постепенно смещаясь к востоку. «Они не оставили нам шанса!» — с горечью восклицал Людовик, но он вынужден был отдать должное замыслу неприятеля. Две грозные армии, закалённые в столетних боях с англичанами, медленно охватывали Дофине с обеих сторон, готовые соединиться в один могучий кулак.
В смятении он с надеждой обратил свои взоры на юг, но король Рене ответил, что ни ему, ни самому Людовику, как князьям Империи, не пристало вовлекать себя в военные действия, не получив повеления от своего сюзерена, Фридриха, который, как вы знаете, никогда не воюет. Кроме того, я отнюдь не склонен обнажать меч против Карла, мужа пусть скверного — моей покойной сестры. И в любом случае мы были бы разбиты. В свою очередь он предлагал Людовику убежище и защиту в Провансе. «Впрочем, я не уверен, что смогу долго укрывать вас». Было очевидно, что лихие дни старого Рене позади, и теперь он с возрастающим страхом следит за передвижениями французских сил.
В один из последних дней августа в Гренобль прибыл бургундский посланец. Герцог Филипп, трезво оценив положение, написал племяннику всего одну фразу: «Людовик, мой мальчик, не валяй дурака».
— Мой дорогой дядюшка не особенно щадит моё самолюбие, — заметил дофин.
— Я предлагал составить письмо в форме двустишия, — несколько дерзко вмешался юный посол, — но, как вы видите, герцог предпочёл собственноручно написать вам.