— Да, сир, — в голосе лекаря послышалась победная нотка.

— Я обычно хорошо информирован, но о тебе ничего не было слышно.

— Я рад буду изложить подробно, что я делал там.

— Не нужно.

Но Оливье понял по выражению лица короля, что он вовсе не имел в виду того, что сказал.

— Естественно, я старался не делать ничего подозрительного, что могло быть каким-либо образом связано с вами или с моим отсутствием.

— Есть ли известия о моём брате? — спросил Людовик, словно переменяя тему разговора.

— Герцог Гиеньский ужинает каждый вечер с госпожой де Монсоро, которая румянее и пухлее, чем обычно. Часто с ними ужинает Фавр Везуа, ведающий у него раздачей милостыни.

— Хорошенькая компания, чёрт подери, — раздатчик милостыни и любовница. Она — и есть милостыня?

— Они все трое — хорошие друзья и весёлые собутыльники.

— Плохой брат, плохая женщина и плохой священник!

На следующий же день Оливье ле Дэм официально появился при дворе. Взглянув на него, король перекрестился. Этот хитрец — точно колдун! За одну ночь его борода отросла до пояса — блестящая чёрная, навощённая и уложенная клинышком по обыкновению. Людовик с отвращением вспомнил, что точь-в-точь такие же волосы были у садовника, и не мог заставить себя позволить Оливье его брить.

Цирюльник рассмеялся:

— Это всего лишь конский волос. Все цирюльники знают, что волосы на голове тонки и слабы, а в бороде же толще и жёстче. Нет, нет, предателя уже давно вернули в Шатле, и, безусловно, добрый капеллан похоронил его по христианскому обычаю. Он снова выглядел как человек. Даже кардинал остался бы доволен. Хорошо, хорошо, молчу.

— Сегодня не было новостей из Гиени, — сказал король, подставляя лицо под лезвие бритвенного ножа.

— Если бы я был астрологом, — улыбнулся Оливье, — я бы предположил, что через неделю расположение планет станет благоприятным для вас.

Неделя прошла, ничего благоприятного не произошло, и Оливье слонялся по дворцу с загадочно удручённым видом, объяснить который мог лишь король. Ну что ж, как бы хорош ни был план, он наверняка сорвался. Тем лучше, ему не придётся оправдываться на небесах. Он не благодарил Бога за то, что душа его чиста и не запятнана убийством брата, поскольку он раньше договорился с Богом, что ничего об этом не знает.

Затем из Бордо просочился слух, что госпожа де Монсоро заболела. Через неделю ей стало хуже. Затем слухи долетели быстро: она умирала, а Карл Гиеньский от горя впал в прострацию, неспособный подписать те несколько писем и приказов, что составляло его единственную обязанность как главы антикоролевской коалиции. Четыре недели спустя госпожа Монсоро умерла.