Берег сузился, стал каменистым, людей тут теперь было заметно меньше. Гарриет так крепко задумалась, что, взбираясь по ступенькам, которые вели на улицу (из трещин в камнях трава торчала пухлыми подушечками), чуть не споткнулась о грязного ребенка, у которого на коленках сидел не менее грязный младенец. На ступеньке, будто скатерть для пикника, была расстелена старая мужская рубаха, а возле нее скрючилась Лашарон Одум, которая старательно раскладывала разломанную на квадратики плитку шоколада на огромном ворсистом лопухе. Тут же стояли три пластмассовых стаканчика с желтоватой водой – воду, похоже, зачерпнули прямо из речки. Дети были с ног до головы в царапинах и комариных укусах, но Гарриет ничего не видела, кроме красных перчаток – ее перчаток, перчаток, которые ей подарила Ида, грязных и изодранных перчаток – у Лашарон на руках.

Не успела растерянно заморгавшая Лашарон сказать и слова, как Гарриет выбила лист у нее из рук, так что квадратики шоколада разлетелись во все стороны, и повалила ее наземь. Перчатки были Лашарон велики, пальцы болтались, поэтому левую Гарриет сорвала с нее без труда, но как только Лашарон поняла, за чем охотится Гарриет, начала отбиваться.

– А ну отдай! Это мое! – взревела Гарриет, Лашарон зажмурилась и замотала головой, и тогда Гарриет вцепилась ей в волосы.

Лашарон заорала, потянулась к голове, и Гарриет тотчас же содрала с ее руки вторую перчатку и сунула в карман.

– Это мое! – прошипела она. – Воровка!

– Нет, мое! – завизжала Лашарон – растерянно, возмущенно. – Она мне их отдала!

Отдала? Гарриет опешила. Она уже открыла было рот, чтоб спросить, кто это отдал ей перчатки (Эллисон? мать?), но передумала. Ребенок с младенцем таращились на Гарриет огромными, круглыми перепуганными глазами.

– Она ОТДАЛА их…

– Заткнись! – завопила Гарриет. Теперь ей даже стало немного стыдно, что она так разбушевалась. – И чтоб больше не ходила к нам побираться!

Все растерянно замерли, а Гарриет развернулась и с колотящимся сердцем помчалась вверх по ступенькам. Она так разнервничалась, что даже ненадолго забыла про Дэнни Рэтлиффа. “По крайней мере, – сказала себе она, отпрыгнув на обочину, чтобы увернуться от пролетевшего мимо грузовичка, потому что смотреть по сторонам надо, – по крайней мере, я нашла перчатки. Мои перчатки”. Все, что осталось у нее от Иды.

Впрочем, гордости за случившееся Гарриет не испытывала – одну злость и пожалуй что смущение. Солнце било ей прямо в глаза. Она шагнула было на дорогу, опять не поглядев по сторонам, но вовремя опомнилась и, приложив козырьком ладонь ко лбу, посмотрела направо, налево и только после этого перебежала на другую сторону.