– Знай вы, что он виновен, сообщили бы об этом?

Йозеф почуял ловушку, опустил голову и сжал зубы:

– Будь Павел преступником, я посоветовал бы ему положиться на правосудие нашей родины.

– Я спрашивал не об этом. Вы донесли бы на Цибульку или нет?

Йозеф вздохнул, и в нос ему ударил кислый запах собственного тела.

– Он был моим другом. Больше мне сказать нечего.

Йозеф не знал, сколько раз его допрашивали. Семь? Восемь? Какая разница? Они возвращали его в камеру, а несколько минут спустя снова тащили к следователю. Один раз он имел неосторожность заметить: «Я только что все рассказал» – и получил две крепкие затрещины. Дознаватели друг с другом не общались, так что Йозеф был обречен снова и снова повторять одно и то же.

Он задыхался от вони и вынужден был прикрывать рот и нос рукавом, чтобы не потерять сознание. Его держали под круглосуточным наблюдением и не давали спать: заметив, что арестант закрыл глаза, тюремщики немедленно его будили, а если он возмущался – били. Йозеф перестал сопротивляться: шел, опустив голову, по коридору, садился на железный стул и ждал вопросов, которые успел запомнить наизусть.

Ответ у него был один: я ни в чем не виноват.

У этого безумия была одна-единственная цель: заставить жертву сломаться. Йозеф это понимал, но не знал, сколько сумеет продержаться, прежде чем «отдаст швартовы», развалится, признается во всех смертных грехах, чтобы его наконец оставили в покое. Он хотел спать. Говорил себе, что не выдержит. Может, они отстанут, если он скажет хоть что-нибудь? Да, пожалуй, стоит бросить им кость, пустить по другому следу.

Но что именно сказать?

Йозеф потерял представление о времени. Он не знал, что находится в бывшем францисканском монастыре на Бартоломейской улице, напротив дома № 4. С одной стороны на другую можно было попасть, пройдя по коридору, который вел к подземным камерам, кабинетам для допросов и архиву. Никто из следователей не знал, в чем обвиняется Йозеф, Сурек просто решил воспользоваться случаем: если на «врага народа» надавить, он наверняка выдаст полезную информацию. Хочешь поймать рыбку, забрось удочку с наживкой и имей терпение.

Даже бывалый рыбак никогда не знает, кто попадется на крючок, – в этом и состоит вся прелесть рыбалки.

Йозефа допрашивали круглые сутки. Лучшие специалисты сменяли друг друга, задавали одни и те же вопросы, использовали привычные методы: угрожали, кричали, сулили деньги, оскорбляли и снова угрожали. Йозефа лишали пищи, сна, воды, бросали в загаженную камеру, где он был вынужден справлять нужду прямо на пол, потом раздели донага и забыли на сорок восемь часов, фотографировали со вспышкой, таскали из кабинета в кабинет, наносили удары по лицу, выкручивали левую руку, так что она посинела, заставляли стоять по стойке «смирно», пока он не падал, обещали десять лет лагерей на Яхимовских урановых рудниках («Больше двух лет там никто не продержался!»), давали слушать записанные на пленку женские крики: «Это твоя Хелена, мы все ее оприходуем!»). Из глаз Йозефа лились слезы, он дрожал, но сказать ему было нечего. «Кое в чем я мог бы признаться, но делать этого не стану!» Йозеф был уверен, что его ликвидируют – в любом случае. Его тезке Йозефу К. из романа Кафки всадили нож в сердце. Двое мужчин. Не важно, как убьют его самого, он не сдастся.