— Я верила только тебе, а ты меня предал. Ты! Ты соврал. Все вы, Марини, одинаковы!

— Неправда.

— Ты не имел права!

— Но я…

— Убирайся!

— Я не хотел…

— Исчезни! Я больше не хочу тебя видеть. Никогда!

Я вышел из квартиры, надеясь, что Сесиль меня окликнет. Не окликнула. Я вернулся к двери. Она была заперта. Все было кончено. Я не мог в это поверить.

В следующие дни я надеялся встретить Сесиль и объясниться с ней, бродил по Люксембургскому саду и в окрестностях набережной Августинцев, но она нигде не появилась. Если судить по результату, ложь — самый бесполезный и неэффективный способ решения проблем. Вранье — лучший способ нажить неприятности. Если бы я нарушил идиотское «слово мужчины», которое дал отцу, он бы меня не убил. Мама, возможно, поняла бы, что папа не мог не выручить сына из беды, и простила бы его. Скажи я Сесиль правду, она не перестала бы мне доверять. Я был похож на сорвавшегося с проволоки акробата, который ищет, за что бы ухватиться, и с ужасом понимает, что летит в пустоту.

* * *

Бабушка Жанна провела несколько месяцев в больнице, но врачи оказались бессильны, и она мирно скончалась во сне. Дедушка Энцо спал в кресле рядом с больничной койкой, но ничего не почувствовал. Папа собирался на работу, когда дед позвонил и сообщил ему печальную новость. Он рухнул на стул и разрыдался. В последний раз они виделись в Лансе в конце августа. Папа спросил, хочу ли я поехать с ним на похороны. Мама не дала мне ответить, сказав, что я не могу пропускать зачеты, и посоветовала ему объединиться с Батистом. Папа отказался звонить брату:

— Он железнодорожник и поедет поездом.

Папа немедленно отправился в Ланс, а я позвонил дедушке. Телефон не отвечал, я решил послать ему письмо и написал, что все время думаю о нем и бабушке Жанне и хотел бы сейчас быть рядом. Жюльетта подписалась, и мы отправили наше послание.

Через десять дней папа вернулся. Я спросил, как дедушка, и получил странный ответ:

— Не знаю. Но очень надеюсь, что рассудка он все-таки не лишится.

* * *

Развеяться я мог только в клубе. Четверг двадцать второго ноября стал особой датой: Кесселя избрали во Французскую академию. Не каждый день твой знакомый становится академиком. Мы знали, что Кесселя выдвинули, но были уверены в успехе его соперника Бриона[149] — слишком многие действительные члены академии были настроены против сына еврейских эмигрантов-космополитов. Мы сидели у радиоприемника и возликовали, когда ведущий объявил об избрании Кесселя. Взлетели под потолок пробки от шампанского, и начался самый грандиозный в истории «Бальто» праздник, проставились даже Жаки и папаша Маркюзо. Когда появился Кессель, на него накинулись с объятиями и поздравлениями. Пришел Сартр и тоже заказал вина для всех. Кессель чокался с каждым из присутствующих и с удовольствием выпивал.