Я не шевельнулся, и мама начала срывать фотографии со стен. Я не хотел, чтобы она прикасалась к снимкам Сесиль, и закричал:
— Перестань, я сам!
Вернувшись после каникул из Бретани, я захандрил. Отправился к Саше, чтобы пригласить его в «Синематеку», он не смог — был завален работой, и я пошел один. Показывали индийский фильм, дублированный на английский. История старого разорившегося адвоката, решившего на последние деньги устроить для себя частный концерт. На выходе со мной произошел несчастный случай. Внезапный, непредсказуемый. Я был свято уверен, что ничего подобного со мной случиться не может, что ангел-хранитель защитит меня. Перелистывая книгу в поисках места, на котором остановился, я успел сделать всего несколько шагов по улице Ульм, и тут в меня кто-то врезался. Я рухнул как подкошенный, не понимая, что случилось. Боль была адская. Я ударился головой. Прошло несколько долгих мгновений, я встряхнулся, собрался с силами. И увидел ее. Она терла лоб под кудрявыми волосами, и вид у нее был совершенно потерянный. Мы напоминали двух путешественников, встретившихся на необитаемом острове. Она была в джинсах и теннисных тапочках и держала в руках «Утро магов»,[165] а я — «Здравствуй, грусть!».[166] У меня не было никаких шансов.
Сентябрь 1963-го — июнь 1964-го
Сентябрь 1963-го — июнь 1964-го
1
1
У каждой любовной истории свой пролог. Наша началась, как немой фильм. Несколько минут мы смотрели друг на друга, пытаясь понять, что случилось. Вокруг, на уровне тротуара, гудел мир. Выходящие из «Синематеки» зрители перешагивали через нас. Испуг постепенно проходил, хотя сердца все еще бились слишком сильно. Было больно, но нам хотелось смеяться. В иной ситуации можно было воскликнуть: «Ну ты и болван!» — разнервничаться, начать ругаться, упрекать: «Смотрите, куда идете!» — совсем как в метро миллион раз на дню. Рядом остановились люди. Мы переглядывались, слышали обрывки фраз — они обсуждали роль музыки как конструктивного элемента в драматургии индийского кино. Одни авторитетно заявляли, что музыка должна служить фоном для изобразительного ряда, другие называли ее неотъемлемой частью любой картины. Мы расхохотались. Смех заменил визитные карточки.
— Что читаешь?
Я показал ей обложку.
— Интересная книга?
— Ничего.
— А мой отец называет ее образцом слащавой глупости.
— Смотрела «Набережную туманов» Карне?
— По телевизору.
— Там есть сцена, когда Габен приходит в портовый кабак и встречает там ясновидящего художника, его играет Ле Виган.[167]