Тут чиновница сделала странное — она засмеялась. Смех был жутковатый, ополченцы даже подняли глаза и немедленно снова потупились, потому что из штанов-то она руку вынула, слава богу, но сразу просунула ее сзади под блузку. Что-то там у нее трещало, какие-то лямки. Если вдруг она таки спятила, то могла сейчас взять, например, и заголиться совсем, а такое зрелище было им ни к чему.

— Соглашайтесь, ну что вам терять, — говорил человек с дробовиком. — Может быть интересно, кто знает, как все повернется.

Стало тихо, позади возле двери негромко пыхтела забытая Валя. А чиновница улыбалась и с хрустом, зажмурясь, чесала спину. ВТОРНИК, 8 ИЮЛЯ, 01:43

Голосок у курносой Хонды был тоненький, но визгливый, как будто обиженный.

— Лопнет трос! — закричал бригадир. — Ну не тянет, куда ты газуешь!

Хонда визжала на задней передаче, и Патриот не услышал. В ее тесном салончике он выглядел чужеродно, как взрослый за детской партой.

Набегут сейчас, подумала Саша. Полтоннеля сбежится, а мы даже не знаем, что там.

— Ты подъедь обратно и заново дерни, ну порвешь же! — надрывался бригадир, обреченный, как видно, сегодня давать команды, которых никто не слушался.

Зеленую майку он снял, когда растаскивали машины, и в неровном свечении фар был действительно похож на шахтера — голый по пояс, огромный и мокрый, с темным загорелым лицом. Все похожи были теперь на шахтеров после тяжелой смены, только без касок, и реальных проходчиков среди одинаково грязных измученных мужиков отличить уже никто бы не смог. Но теперь все зависело от девчачьей японской малолитражки и троса, тоже с виду не бог весть какого крепкого, а затем от того, что окажется там, за дверью. Вдруг там просто кладовка. Дежурка какая-нибудь со столом, стулом и вешалкой. Или пыльная лестница в никуда и тупик. Вдруг он просто ошибся или даже придумал — ну конечно, придумал и, как всегда, сам поверил, потому что не мог там больше сидеть.

Митя тоже был черный, измученный и больной, и он сомневался. Саша видела — и он тоже, давно. Ну пожалуйста, господи, пусть там будет хоть что-нибудь. Или пусть тогда не открывается.

Хонда дернулась вдруг, что-то лязгнуло — трос, подумала Саша, лопнул трос, — но потом курносый автомобильчик подпрыгнул, как рыба, сорвавшаяся с крючка, и с размаху ударился задом в стену. А решетка вылетела из петель и упала плашмя на асфальт.

Стало тихо, весь шум прекратился сразу, только шепотом тарахтела разбитая малолитражка. И никто не двигался с места, как если бы все — так случается иногда — в этот самый момент представляли одну и ту же заброшенную кладовку, пыльные тряпки, ведро с песком. Но затем дверца Хонды со скрежетом распахнулась, и наружу выбрался Патриот. Кровь лилась у него изо рта и из носа, как у боксера, и стекала на обширный белый живот.