— А куда этот выход, подумали вы? Перед тем как сверлить?

— Это я как будто сверлю, интересная вы такая, почему вы мне говорите, вы им говорите...

— И скажу, между прочим!.. Так, ну всё, прекратите! Вы слышите, пре-кра-ти-те немедленно, я вам говорю, выключайте! Здесь дети вообще-то маленькие!

И какая-то полная женщина в голубом тяжело побежала к двери, и какие-то люди побежали за нею, а другие наперерез, чтобы ей помешать. Шум усилился, и случилась не то чтобы драка, а, скорей, пока неприятная толкотня, которая драке обычно предшествует.

Но последняя, нижняя петля в этот самый момент разломилась, и железная створка двери провисла и оторвалась. ВТОРНИК, 8 ИЮЛЯ, 01:58

Никакого там не было спуска в метро — даже те, кто в него не верил, ожидали почему-то именно спуска и представляли его одинаково: эскалатор и резиновые поручни, указатели и стрелки. Не было там и кладовки с брошенным инвентарем. Просто пыльный неширокий коридор, расходящийся в обе стороны. Вдоль стены бежала труба в серебристой фольге и ветвились толстые кабели. И такая же оказалась в этом коридоре нежилая темнота, а все-таки была она ощутимо прохладнее, как и должно быть под землей, и запах оттуда шел сырой, каменный.

Первыми в коридор зашли три проходчика с фонарями — и вполне справедливо, ведь они-то его и открыли. Следом пропустили инженера с женой, а затем возле неширокого проема снова начали толкаться и спорить, в этот раз о том, кому заходить следующим. Может, тем, кто тут рвал животы и двигал машины; а то, может, и вовсе больше пока никому и, наоборот, не мешать. Мнения на этот счет разделились, и человек десять шагнули-таки через порог. Спор продолжился бы и внутри, потому что яснее не стало — следует отправиться направо или налево, кому именно следует отправиться и что, собственно, там потом надо будет делать, — тут-то кстати и вспомнили про инженера. Где, спросили его, этот самый электрический щит, или связь, или что там еще. И как скоро, спросили его, он все это починит.

На животрепещущие эти вопросы, однако, инженер из Тойоты не ответил. Он стоял у стеночки очень тихо и, когда возникла наконец пауза, так же тихо и вежливо попросил всех, пожалуйста, выйти из коридора. Прямо сейчас, если не сложно. А потом там, снаружи, погасить фонари. Да, пожалуйста, все. Да, и фары. И еще, по возможности, не шуметь. То есть чтобы ни звука. Совсем.

Эта странная просьба возражений не вызвала потому лишь, что и вид у очкастого инженера был странный, и голос. Таким голосом говорят, как правило, в крайних случаях, в самых крайних, — и спустя три-четыре минуты в коридоре и правда не осталось почти никого. Когда снова стало темно и тихо, женщина из Тойоты посмотрела в ту сторону, где стоял ее муж, хоть его и не видела. И хотела спросить — Митя, что, — или просто обнять его наконец. Ничего не спрашивать, просто обнять. Но глаза ее, только заново привыкавшие к темноте, разглядели вдруг светлую полосу. Вертикальную, тонкую, рыжую щель. И еще одну — поперек, возле самого пола.