– Эй, – произнес он, пробуя кончик зудящего языка, и эхо этого слова отдалось в его черепе, как в пустой бочке. Почему же он смутно надеялся на ответ?

А потом Реймер вспомнил, как потянулся к карточке цветочного магазина, как небо прорезала молния и стало светло как днем, как с силою свайного молота ударил гром, когда Реймер схватил визитку, как новый раскат грома поглотил его вопль. И под конец тошнотворное ощущение, будто его раскололи надвое, будто некая злая сила наполнила каждую клеточку его тела. Реймер вспомнил, что окрестил двойника “Дуги”.

– Эй, – повторил он, на этот раз громче, как человек, который встряхивает ботинок и прислушивается, не загремит ли застрявший в нем камешек. – Дуги!

Тишина.

Слава богу. Хватит с нас – да и с меня самого – одного Дугласа Реймера, подумал он. Очевидно, этот второй, чей блуждающий электрический импульс засек Реймер, не выжил в свежести и прохладе, наступивших после дождя. Туда ему и дорога.

Но Реймер спасся чудом и сам это понимал. Никогда еще он не был так опасно близок к помешательству. Трудно поверить, но когда над его головой бушевала гроза, ему действительно показалось, будто жена-покойница, каким-то образом подчинив себе силы природы, пытается убить его, на манер мстительной фурии швыряется молниями, словно это он ей изменял, а не наоборот. Безумие. Господи боже, он едва себя не погубил из-за какой-то визитки цветочного магазина.

Мокрый насквозь и безудержно дрожащий, Реймер, как зомби, поплелся назад по грязи и ступил на парковку в тот самый миг, когда из-за туч показалась луна и воссияла так ослепительно, что лишь чудом не затмила все звезды в небе. Последняя из скоротечных гроз, похоже, наконец-то сломила хребет жаре, температура упала на добрых двадцать градусов. Утром, стоя под палящим солнцем, Реймер молил о таком благословенном облегчении, но теперь, когда молитву его услышали, у него было чувство, как обычно бывает с молитвами, будто тем самым его наказали. Он отпер “джетту”, уселся за руль и при свете в салоне рассмотрел свою правую клешню, дивясь, что на нее словно напало трупное окоченение и разгибаться она не намерена ни в какую. Большим и указательным пальцами здоровой руки он выпрямил затекший мизинец, но стоило его выпустить и приняться за соседний, как мизинец тотчас свело, и в конце концов Реймер сдался, радуясь, что поблизости нет ни души и никто не видит его бесплодную борьбу с собой.

Дело близилось к часу ночи, и разумнее всего было бы найти ночлег, но где? У Кэрис? Нет уж, ни за что. На пороге чистюли Джерома Реймер не появился бы даже в обычных обстоятельствах: фешенебельная квартира Джерома в Шуйлере смахивала на увеличенный бардачок “мустанга”. Пожалуй, единственным, кто радушно принял бы его в такой час, был мистер Хайнс, но Реймер и сам живет в “Моррисон-армз”, так что идти к старику нет смысла. Да и после всего пережитого Реймеру нужно побыть одному, полежать в ванне отеля, отмочить свою жуткую лапищу в теплой воде, подождать, пока уймется покалывание в оконечностях. К утру, если рука не расслабится, придется ехать в травмпункт. И, следуя завету из Библии, отсечь эту чертову дрянь, раз она его соблазняет[31].