Иными словами, зрелище, представшее глазам Реймера, имело рациональное объяснение. Это не обман зрения. В Хилле деревья старые, многие засыхают и буквально валятся на землю. Проливные дожди размыли холмистую почву, этот пласт оторвался и сполз прямиком на дорогу. Внешний мир остается таким, каков есть, и живет по прежним законам. И завтра, когда горожане спросят шефа полиции: “Что за черт?” – Реймер сумеет их успокоить. Убедившись, что еще не окончательно утратил связь с реальностью, Реймер тем не менее почувствовал невыразимую печаль. Он осознал, что плачет, сперва тихонько, потом сильнее, и вот плечи его затряслись от рыданий. Будто вдруг оказалось, что даже самые обыденные дела неизбежно ведут к жестокости и страданию. Бесконечно жаль, что наши отношения с живыми всегда подтачивает страх, корысть, самовлюбленность и много чего еще, но мы не в состоянии хранить верность даже мертвым, а это уж совсем никуда не годится. Мы закапываем их в землю, уверяя в своем обожании, вечной преданности и любви, обещая помнить всегда, но в конце концов забываем – или пытаемся забыть. Вот и образ старого судьи, которого погребли не далее как сегодня утром, уже тускнел в коллективной памяти. Кроме Реймера, никто не помнит о его бедной матери, а когда и его не станет, она окончательно исчезнет, будто никогда и не существовала. Неудивительно, что мертвые возмутились. Неудивительно, что гробы их прут из земли и приоткрывают крышки, точно спрашивая: “Помнишь меня? Помнишь ли свои обещания?” Бедная Бекка. Если она злится на него, можно ли ее винить? Он ведь даже не дал ей этих стандартных обещаний. Всего лишь похоронил, потому что он ее муж и это его долг, но не желал ни прощать, ни забывать ее вероломство. И сегодня, осознал Реймер, он умудрился все истолковать с точностью до наоборот. Это его злость на Бекку дала смертельные метастазы, а не ее злость на него. О мести мечтала не она под землей, а он на земле, и ярость его подпитывало разъедающее осознание, что другой любил ее искреннее и сильнее, чем он. Другой мужчина дал ей торжественные клятвы и даже, судя по розам, сдержал их.

Гудение в ушах резко прекратилось.

Ты сам-то себя слышишь? Ты хоть понимаешь, до чего ты сейчас жалок?

Это еще что такое?

Ну а как бы ты сам себя описал?

Реймер не понимал, кто он, обвиняемый или обвинитель, и не нашелся что сказать в свою защиту.

Хоть раз скажи себе правду.

Правду?

Я понимаю, тебе это непривычно.