— Прошу вас, не надо подшучивать надо мной, — сказала Мэри. — Только не сейчас.

— Я не подшучиваю. Серьезна, как никогда. Мальчишкой я строила фантазии о том, как женюсь и обзаведусь домом с такой же большой, как эта, спальней. Фантазии были не очень практичные, да ведь кому они нужны — практичные-то?

— Мне следовало продать этот дом. Он слишком велик для меня. Я в нем как горошина в погремушке.

— Мм.

— Понимаете, — сказала ей Мэри, — все очень просто. Я не могу.

— Чего?

— Ничего, — ответила Мэри. — Мне кажется, я не смогу выдержать этот праздник.

— Разумеется сможете. Симпатичный скромный праздничек. Что может быть проще?

— Я в него столько сил вложила, — сказала Мэри. — Не хочется все испортить.

— Быстрый маленький нервный срыв ничего испортить не может. У меня они то и дело случаются.

— Мне казалось… казалось, что мы сумеем… не знаю. До того, как все приехали, я просто была здесь, сама по себе, и все выглядело таким совершенным.

— Мне такие штуки более чем знакомы, — сказала Кассандра.

— Возможно, будет лучше, если я немного посижу здесь одна.

Кассандра заговорила:

— Я вам даже рассказывать не хочу, сколько часов у меня уходит на подготовку к какой-нибудь нашей вечеринке. На покупки и, ну, скажем так, на другие способы приобретения необходимых вещей, на косметику, на прическу, на то, чтобы все было одно к одному. Я часами сижу в моей квартире, и вдруг, трам-парам, вот она я. Вы не видели меня в моем лучшем виде, я бываю попросту ослепительной. Вернее, бывала — в мои лучшие годы. Как-то раз я напялила парик на птичью клетку и вышла на люди с живой канарейкой на голове — этакая дань уважения мадам Помпадур. И знаете, непременно наступает такой момент — все закончено, я превзошла даже собственные ожидания, в квартире никого, кроме меня, нет, — так вот, наступает момент, когда я ощущаю себя до невероятия красивой. Неотразимой, представительницей нового, более совершенного вида. И разумеется, мне страх как хочется выйти, показаться людям, в этом же вся и суть, вы только представьте, что это был бы за ужас — привести себя в такой вид, постоять перед зеркалом, а после снять все и завалиться спать. Нет, я обожаю прогуливаться на глазах у множества людей, и все-таки в том, чтобы постоять одной, полюбоваться на себя, готовясь к выходу, — в этом есть своего рода блаженство. Не знаю, вправе ли я сказать, что это лучше, чем выйти и показать себя людям, потому что я, милочка, рождена, чтобы блистать. И все же я знаю, какое сказочное чувство может рождать твой наряд и все прочее еще до того, как его увидят другие.