— Ты же не потащишь его в дом?

Джамаль ответил:

— Я, пожалуй, возьму его с собой. Отвезу в город.

Бен знал, что подумает их дед: сумасшедший сын сумасшедшей матери тащит в дом ошметки падали.

— Может, лучше бросить его здесь? — предложил Бен.

— Нет. Я хочу сохранить его. Повесить на стену моей комнаты.

— Ты и вправду странный.

— Может быть.

— Оно же воняет.

— Мне без разницы.

Они поднялись по песчаному скату, вошли в рощицу, Джамаль нес крыло. Оно казалось странно уместным в его руках, как если бы Джамаль вышел в мир и принес оттуда нечто необходимое ему, нечто ужасное и сказочное. Когда деревья укрыли их, Бен сказал:

— Подожди минуту.

— Что?

— Мне нужно поговорить с тобой.

— Ладно.

Джамаль стоял перед ним — беззаботный, ожидающий. Разглядывал крыло, просовывал палец между перьями. Он влюбился в эту дрянь, в этот кошмар. Глупо, как глупо. Глупый мальчишка, — однако замысел Бена состоял в том, что он найдет Джамаля сидящим здесь, а теперь Бен столкнулся со сложностями его жизни, с его переменчивой, равнодушной красотой. И желание, томительная, неотвязная любовь взяли над Беном верх. Он упал на колени, дернул за подол рубашки Джамаля.

— Давай, — прошептал Бен. — Они нас не увидят.

Джамаль остался стоять. Рубашка, за которую дернул Бен, слегка натянулась на его груди и животе, кончики перьев холодно щекотали волосы Бена.

— Давай же, — повторил он. Бену хотелось стиснуть Джамаля в руках, ощутить грудью нажим его непокорной головы. Хотелось взять над ним верх и утешить его, завладеть его привязанностью. Какая там правильность? Для правильности он потерян.