Сказал достаточно громко для того, чтобы дед услышал эти слова.

Джамаль словно стал ниже ростом и потемнел, как будто из него выпустили часть воздуха. Глаза его потонули в глазницах.

— Оставь меня в покое, — сказал Бен. — Убирайся.

Джамаль повернулся, медленно, и пошел к пляжу. Бен глядел ему вслед. Если бы Джамаль побежал, Бен, возможно, и нашел бы для себя хоть малое, но оправдание. Если бы он закричал, заплакал, обругал Бена самыми очевидными словами. Но он просто уходил, не говоря ни слова, — так, точно ему придется переваривать случившееся весь остаток его жизни. Он вернулся на то же самое, казалось, место, на котором его нашел Бен. И начал снова подбирать камни и швырять их в воду, как будто в этом и состоял настоящий, непонятный труд его жизни.

Крыло он оставил лежать на земле. Оно и лежало, изогнутое наподобие лука, с отчетливым сухим острием и кружком указующей вверх кости.

Бен повернулся к деду. Стояло молчание, пропитанное звоном далекого колокола. Запахом сосновой живицы.

— Что происходит? — спросил дед.

— Ничего, — ответил Бен.

Он знал, что дед ему не поверит. Тайна висела в воздухе, как распыленный порох.

— Джамаль не пойдет с нами? — спросил дед размеренным, невнятным голосом.

— Нет. Я не хочу, чтобы он пошел.

— Ты уверен?

— Да. Давай поплывем вдвоем, только ты и я.

— Хорошо.

В молчании они пересекали поле дюнной травы. Солнце еще выделяло каждую травинку, разбрасывая бесконечные наброски теней. Дом еще пылал розовой штукатуркой, казавшейся в могучем свете океана излучающей собственный свет. Птицы еще хрипло перекликались в ветвях.

На террасе сидела между матерью Бена и дядей Биллом тетя Зои. Она улыбнулась Бену и его деду так, точно никогда их раньше не видела.

— А где же Джамаль? — спросил дядя Вилл.

Дед ответил:

— Мы не смогли оторвать его от пляжа.

Бен глубоко вздохнул. Дед решил сохранить его тайну, по крайней мере на время. Из уважения к безумию тети Зои, к ее смерти.