Засовываю нож за пояс, перехватываю швабру двумя руками.
– Убирайся отсюда, ты, придурок!
Но мужик даже не шевелится. Ладно, делаю несколько шагов к нему. Он тоже двигается навстречу. Остается только молиться: «Господи, защити меня от этого голого белого психа…»
– У меня нож! – кричу я.
Когда между нами остается всего семь или восемь футов, я начинаю задыхаться. Мы пристально смотрим друг на друга.
– Ага, жирная черномазая, – верещит он странно писклявым голосом, теребя свою штуку.
Глубокий вдох – и я бросаюсь на него, взмахнув шваброй.
– Черномазая не догонит! Черномазая слишком жирная!
Он вскакивает на крыльцо, я боюсь, что сейчас попытается выломать дверь, но он бежит дальше по двору, размахивая своей гигантской сарделькой.
– Пошел вон отсюда! – визжу я.
Резкая боль – опять разошлась трещина на брови.
Несусь за ним следом к бассейну, пыхтя и задыхаясь. У кромки воды он замедляет бег, я подбираюсь ближе и от всей души врезаю ему по заднице.
– А не больно! – И машет рукой между ног, идиот. – Хочешь потрахаться, черномазая? Иди сюда, сунем сосиску в булочку!
Бросаюсь прочь, но мужик уж больно здоровый, а я бегаю медленно. Ковыляю трусцой, а потом и вовсе останавливаюсь, дыхания не хватает. Крепко сжимаю в руке обломок швабры, гляжу, где мой нож, –
Оборачиваюсь –
Псих подходит почти вплотную, я прикрываю глаза, понимая, что сейчас произойдет, – да, надо бежать, но я не могу. Где же нож? Неужели нож у него? Звон в голове становится невыносимым.