Светлый фон

Карлтон замирает на миг. Потом наклоняется, нежно обнимает маму. На его лице, обращенном ко мне, смятение. Я отворачиваюсь, стискиваю зубы, чтобы не расплакаться, – сбежать-то нельзя. Выражение лица Карлтона говорит мне больше, чем я хотела бы знать.

В Рождество приезжает Стюарт; я не отворачиваюсь, когда он пытается меня поцеловать, но шепчу:

– Я позволяю тебе это только потому, что моя мать при смерти.

 

– Евгения, – доносится мамин голос.

Завтра Новый год, я готовлю себе чай на кухне. Рождество миновало, сегодня утром Джеймисо выбросил елку. Весь дом в сухих иголках, но игрушки я уже убрала в чулан. Так тягостно и грустно было упаковывать их, заворачивать, как это делала мама. Я не позволяю себе даже думать о тщетности этих действий.

От миссис Штайн никаких вестей, я не знаю, получила ли она мой пакет и вовремя ли. Вчера вечером, не выдержав, я позвонила Эйбилин, просто поговорить об этом с кем-нибудь.

– Я все думаю о том, что надо бы добавить, – призналась Эйбилин. – А потом напоминаю себе, что мы уже все отправили.

– Я тоже. Сообщу сразу, как будут новости.

Иду в спальню к маме. Она сидит почти прямо, подложив под спину подушки. В таком положении ей легче сдерживать тошноту. Белая эмалированная посудина несет свой караул подле кровати.

– Привет, мам. Что тебе принести?

– Евгения, ты не можешь пойти на новогоднюю вечеринку к Холбрукам в этих брюках.

Мама прикрывает глаза и держит их закрытыми чуть дольше, чем обычно. Она истощена до предела – скелет в белой ночной рубашке, отделанной абсурдно легкомысленными ленточками и кружевами. Шея в вырезе ворота напоминает птичью. Есть мама может только через соломинку. И полностью утратила обоняние. Зато недостатки моего гардероба чует по-прежнему, даже из соседней комнаты.

– Они отменили вечеринку, мама.

Наверное, она вспомнила прошлогодний праздник у Хилли. Но в этом году, как сообщил Стюарт, из-за кончины президента все празднества отменены. Да и все равно меня никуда бы не пригласили. Стюарт придет сегодня вечером смотреть Дика Кларка по телевизору.

Мама кладет свою худенькую ручку поверх моей – суставы проступают под кожей. Я такого размера была в одиннадцать лет.

– Думаю, тебе нужно выбросить эти брюки, немедленно.

– Но они такие удобные, и теплые, и…

Мама устало прикрывает глаза:

– Скитер, извини.