Входит Паскагула с подносом – только бульон.

– О нет, – морщится мама. – Я не могу есть.

– Хорошо, мам, это необязательно. Поедим попозже.

– С Паскагулой все совсем иначе, верно? – спрашивает она.

– Верно, – соглашаюсь я. Она впервые вспоминает о Константайн после нашего тяжелого разговора.

– Говорят, хорошая прислуга – это как настоящая любовь. Одна на всю жизнь.

Я киваю и думаю, что эту мысль следовало бы включить в книгу. Но разумеется, слишком поздно – рукопись уже в пути. Я ничего больше не могу сделать, никто из нас не может – только ждать.

В канун Рождества дождливо, тепло и печально. Каждые полчаса отец выходит из маминой комнаты, выглядывает в окно и спрашивает: «Он приехал?» Сегодня вечером мой брат Карлтон должен вернуться из своей юридической школы, и мы с нетерпением ждем его. Маму весь день тошнило и рвало. Она едва в силах открыть глаза, но уснуть все равно не может.

– Шарлотта, вам нужно в больницу, – заявил утром доктор Нил. Не припомню, сколько раз он повторил это на минувшей неделе. – Позвольте мне хотя бы прислать вам сиделку.

– Чарльз Нил, – ответила мама, не поднимая головы от подушки, – я не намерена провести свои последние дни в больнице и не позволю превратить в лечебницу свой собственный дом.

Доктор Нил вздохнул, вручил папе новые лекарства и объяснил, как их принимать.

– А поможет ли? – услышала я папин шепот. – Ей станет легче?

Доктор Нил тяжело опустил руку на папино плечо:

– Нет, Карлтон.

К шести вечера наконец приезжает брат.

– Привет, Скитер, – обнимает он меня. После долгой поездки Карлтон слегка помят и взъерошен, но все такой же красавец. От него приятно пахнет свежим воздухом. Хорошо, что кто-то еще теперь есть рядом. – Господи, почему в доме такая жара?

– Она мерзнет, – тихонько отвечаю я. – Постоянно.

Вместе идем к маме. Она протягивает руки навстречу сыну, приподнимается.

– О, Карлтон, ты дома.