Спорить больше не о чем.
– Хорошо, – выдыхаю я.
Из-под покрывала мама вытаскивает маленький блокнот, сует его в один из кармашков, которые она нашила на всей одежде – для платков и противорвотных таблеток. Крошечные диктаторские списки. Удивительно, как, будучи настолько слабой, она твердой рукой продолжает писать. «Нельзя носить: серые, бесформенные, мужеподобные брюки».
Звучит жутко, но, осознав, что после смерти не сможет диктовать мне, что носить, мама тут же разработала эту оригинальную посмертную систему. Приняла меры, дабы я никогда впредь не покупала сама неподходящую одежду. Возможно, она права.
– Тебя пока не тошнило? – Уже четыре часа, мама выпила две чашки бульона, но рвоты не было. Обычно к этому времени ее выворачивает раза три, не меньше.
– Ни разу, – отзывается она, закрывает глаза и спустя мгновение уже спит.
Наступил Новый год, утром я спускаюсь в кухню – приготовить «счастливые бобы»[37]. Паскагула с вечера замочила их, проинструктировала меня, как переложить в кастрюлю, зажечь огонь, когда добавить окорок. Процедура включает в себя всего два действия, но, похоже, все вокруг волнуются, хватит ли у меня мозгов включить плиту. Помнится, Константайн приходила первого января и готовила для нас «счастливые бобы», хотя у нее и был выходной в этот день. Она варила целый горшок, а потом раскладывала на тарелки по одной штучке и внимательно следила, чтобы каждый съел свою порцию. Наверное, она была немного суеверна в этом отношении. Потом она мыла посуду и отправлялась домой. Но Паскагула не предлагала помощь в свой выходной, и, учитывая, что у нее есть собственная семья, я ее и не просила.
Жаль, что Карлтону нужно уезжать. Так здорово было поболтать с ним время от времени. Обнимая меня на прощанье, он весело пожелал:
– Смотри не сожги дом дотла. – И добавил: – Я позвоню завтра, узнать, как у нее дела.
Погасив огонь, выхожу на крыльцо. Папа, опершись на перила, задумчиво катает в пальцах хлопковое семечко. Разглядывает пустые поля, которые еще месяц простоят незасеянными.
– Пап, обедать будешь? – окликаю я. – Бобы готовы.
Слабая, погасшая улыбка в ответ.
– Это новое лекарство… – Он изучает семечко. – Думаю, оно помогает. Она говорит, что чувствует себя лучше.
Невероятно, не может же он вправду верить в это.
– За два дня ее тошнило только раз…
– Папочка, это просто… Пап, она по-прежнему больна.
Но, судя по невидящему взгляду, отец меня не слышит.
– Я знаю, ты могла бы жить в другом месте, Скитер. – В глазах его слезы. – Но не проходит ни дня, чтобы я не благодарил Господа за то, что ты рядом с ней.