— Примите вправо, — говорил он.

Саймон вильнул в сторону дрона, и тот, ударившись о стекло, перелетел через машину. Было слышно, как его крылья проскрежетали по крыше — так могла бы биться пойманная в бутылку металлическая пчела.

Почти мгновенно дрон снова возник перед машиной. Первый луч вдребезги разнес лобовое стекло, в салон посыпались блестящие осколки стекла.

— Это — дуновение законов и песня порядка, — сказал Саймон и крутанул руль вправо.

Дрон не отставал.

— Пригнись, — велел он Катарине.

Она пригнулась. Он тоже. Второй луч прожег дыру в подголовнике, там, где секундой раньше была голова Саймона. В салоне запахло паленым пенопластом.

С головой, склоненной к самым коленям, ему не было видно дороги. Машину увело вбок, и она царапнула бортом ограждение моста. Катарина приподняла голову над приборной доской, положила руку на руль и направила «мицубиси» обратно на полосу движения. Через разбитое лобовое стекло в салон задувал ветер.

Следующим лучом дрон целил Катарине в голову. Она едва успела уклониться. Луч ударил в подлокотник между водительским и пассажирским сиденьями. Подлокотник загорелся, из него пошел вонючий дымок.

Саймон поднял голову и посмотрел на дорогу. Дрона в поле зрения не было. Потом он появился — слева от машины. Саймон резко нажал на тормоз. Завизжали покрышки. Машина вся затряслась. Выпущенный дроном луч продырявил капот.

Саймон прибавил ходу, энергично перестроился на полосу для ховерподов, подрезав один из них. Ховерпод засигналил. Саймон тем временем заметил, что обочина слева от ховерпода достаточно широка для «мицубиси». Он съехал на эту обочину.

Теперь дрон висел у них на хвосте. Он попытался высадить заднее стекло, но первым выстрелом промахнулся, пустив луч куда-то в Нью-Джерси. Второй луч разбил стекло и попал в радиоприемник. Брюс Спрингстин запел «Born to Run».[42]

Саймон и Катарина были с ног до головы усыпаны осколками. Ховерподы отчаянно сигналили. Тот, что двигался прямо перед «мицубиси», притормозил. Саймон стремительно обогнал его и пристроился спереди. Машина дрожала — она не была приспособлена для подобных маневров. Саймон тоже не был приспособлен.

Впереди, если не считать движущегося в тридцати ярдах ховерпода, обе полосы были пусты. Саймон метался с одной на другую, стараясь проделывать это как можно более хаотично. Луч скользнул ему по щеке. Он почувствовал ожог. Саймон вильнул направо, тут следующий луч прожег его бейсболку (резко пахнуло горелой искусственной шерстью) и задел череп. Он не мог оценить, насколько серьезно ранен. Понимал только, что все еще жив. Что может вести машину.