Вагон был почти пуст. Кроме них — всего четыре человека, все исполнители. Двое посыльных с дредами на головах; еврей-ортодокс, тоже с дредами; бездомный в бейсболке «Нью-Йорк метс», двух свитерах и домашних шлепанцах — все они возвращались по домам после дневной работы.

Пассажиры сбились в дальнем конце вагона и выглядели напряженными. Саймон подумал было, что они в курсе дела, что Инфинидот успел выпустить и довести до всеобщего сведения некую сводку о нем и Катарине. Но это было маловероятно. Потом Саймон сообразил — он ехал в компании надианки.

— Садись, — велел он Катарине.

Она села. Он сел рядом и сказал:

— Можем выйти на Девяносто шестой улице. Ты как себя чувствуешь?

Ноздри у нее были расширены. Оранжевые глаза дважды моргнули.

— Надеюсь, тебе не плохо, — сказал он. — Надеюсь, что, если будет плохо, ты скажешь. Надеюсь, что, когда надо будет пошевеливаться, ты пошевеливаться сможешь.

Через весь вагон он чувствовал, что едущие по домам исполнители на них с Катариной не смотрят. На первой же остановке посыльные и ортодокс встали и перешли в соседний вагон.

Саймон видел, как бездомный мечется в нерешительности, перейти тоже или не стоит. Он даже привстал, но потом уселся обратно. В конце концов, надиане безвредны. Разве что склизкие. И пованивают.

Когда поезд тронулся со станции на Семьдесят девятой улице, Саймон заметил яркое пятно за окном вагона — это мелькнули золотистые крылья дрона.

Дрона пустили по тоннелям. Он будет поджидать их на следующей станции.

Саймон сказал Катарине:

— Тело калеки привязано к столу у хирурга, то, что отрезано, шлепает страшно в ведро.

Она моргнула. Сделала глубокий вдох.

Он попытался снова. Он сказал:

— Мимо только что пролетел дрон.

— Я видела.

— Он будет ждать нас на Девяносто шестой улице. Скорее всего, станет преследовать поезд до конечной. Мы с тобой попали.

Она сказала:

— Жди.