– Не могла бы ты сказать, что чувствуешь, когда Бог с тобой разговаривает?

Вера молча рассматривает собственные колени. Отец Рампини, глядя на нее, вспоминает, как впервые увидел своего сына. Как малыш, шевеля пальчиками, трогал грудь Анны, пока она качала его. Позднее, когда Рампини стал изучать теологию, ему объяснили: земные чувства не важны. Служение мессы и совершение таинств – вот моменты наибольшей близости к Богу. Но об этом преподобный отец сейчас не думает. За пятьдесят три года жизни ему только дважды казалось, что его сердце переполняется чем-то божественным: когда он увидел жену с новорожденным сыном и шесть лет спустя, когда Святой Дух снизошел на него, как ранний снегопад на родное поле. Тогда боль аварии, забравшей у Рампини семью, притихла, уступив место прощению.

Священник не сразу замечает, что Вера взяла один из пластиковых стерженьков, красный, и засунула себе в ранку на правой ладони. До половины. Рана не расширяется и не кровоточит. Девочка шевелит рукой, стерженек выпадает. Потом Вера включает игру в сеть, и отец Рампини даже вздрагивает от того, как ярко вспыхивает на доске собранный из пластиковых деталек алый цветок.

– Когда Она со мной разговаривает, я чувствую это вот здесь, – отвечает Вера и подносит сжатый кулачок к сердцу священника.

Отец Рампини давно знает, что мир, в котором он вращается, скептики считают несовместимым со здравым смыслом, но для него самого католицизм в целом и особенно католическая теология – это царство логики. А вот земная жизнь действительно иррациональна. Разве может быть разумное объяснение тому, что пьяный водитель, благополучно проехав мимо трехсот машин, врезался именно в ту, в которой находились его, Рампини, жена и ребенок? В религии есть и порядок, и благодать, поэтому для человека, потерявшего семью, она стала спасением во многих смыслах слова.

Священник включает в ванной холодную воду и плещет себе в лицо. Вытершись, он смотрит в зеркало на дверце аптечного шкафчика и думает: что сказать о Вере Уайт? С одной стороны, она наивна, как настоящая блаженная, и ее видения не приносят ей ничего, кроме спорной славы, которая ей явно не нужна. С другой стороны, ее слова – ересь.

Рампини начинает мысленно выстраивать в две колонки аргументы за и против. Это еще нужно как следует проверить, но, вполне может быть, у девочки действительно стигматы. И она видит нечто такое, чего не видит никто другой.

Бог, строго говоря, не мужчина. Но и не женщина. Сев на крышку унитаза, отец Рампини смотрит на голых Барби, сложенных в тазик. Вера Уайт ведет себя как совершенно обычная мирская девочка. Ее жизнь не подчинена церковному уставу. Более того, она вряд ли отличит молитву Деве Марии от клятвы верности флагу. В ее пользу свидетельствует то, что дети из Фатимы тоже производили впечатление сомнительных кандидатов в визионеры. Но они хотя бы были христианами.