– Значит, вы возглавляли администрацию?

– Нет. Я служил в Третьем секторе. Я был шутцхафтлагерфюрером СС, начальником женского лагеря.

– Вы были хозяином фабрики смерти, – сухо произношу я.

– Не хозяином, – замечает Джозеф, – но в руководящем составе. И к тому же я не знал, что происходит в лагере, когда прибыл туда в сорок третьем.

– И вы думаете, я в это поверю?

– Могу сказать тебе лишь то, что знаю. Моя работа не имела отношения к газовым камерам. Я следил за заключенными, которых оставляли в живых.

– Вам приходилось отбирать их?

– Нет. Я присутствовал, когда прибывали поезда, но отбором занимались лагерные врачи. А я в основном наблюдал.

– Надзирал, – едко говорю я.

Менеджер для неуправляемых.

– Именно.

– Кажется, вас ранили на фронте.

– Да… но не так сильно, чтобы я не мог справляться с этим.

– Значит, вы отвечали за женщин-заключенных.

– Это было делом моей подчиненной, Aufseherin СС. Два раза в день она проводила переклички.

Вместо того чтобы сделать ход ладьей, я тянусь к своей белой королеве, изящно вырезанной русалке. Я достаточно хорошо научилась играть в шахматы, чтобы понимать: то, что я собираюсь сделать, неразумно, из всех фигур королева – самая ценная, и ее нужно беречь до последнего.

Я передвигаю русалку на свободное поле, прекрасно понимая, что ставлю ее на пути коня-пегаса Джозефа.

Старик смотрит на меня:

– Ты делаешь это специально.