– Хочешь кофе?

– Нет. Я никогда его на ночь не пью. К тому же кофе тут ужасный. Мне пора, Микель, завтра рано утром мы уезжаем.

Первые шаги по Арлингтон-стрит прошли в молчании. Я думал: «Что же для этой женщины важнее: я, Прага, скрипка, музыка, она сама?» Мне было вполне ясно, что в этом перечне я далеко не на первом месте. Но надежды терять не стоило. От мысли о моем месте в этом списке мне стало досадно. Поэтому, когда она сказала: «Поговорим обо всем, когда я вернусь», я ничего не ответил. На перекрестке с Пиккадилли, за сто ярдов до отеля «Ритц», мы остановились.

– Ну, я пошел к себе в гостиницу, – сказал я, почти не соображая, что говорю. Мне кажется, я сказал это в отместку за то, что все у нее запланировано, машины всякие, маршруты идиотские.

– Ладно. Я напишу тебе из Праги.

– Счастливого пути, Тереза.

– Спасибо.

Они расцеловали друг друга в щечку. Ласково и отчужденно, с надеждой и с недоверием. В этом было нечто странное, как электрический заряд, как…

– Когда ты вернешься в Барселону… ты мне позвонишь?

– Да.

– Правда?

– Да, Микель. Я же тебе сказала, что позвоню.

Тереза порылась в сумке. Подняв медовый взгляд, словно в доказательство серьезности своих намерений, она мне что-то протянула:

– Держи. – И подарила мне зажигалку Айзека Стерна. Вот эту зажигалку, Жулия.

– А хочешь, я сам тебе позвоню? – С зажигалкой в руках.

– Нет. Я сама. Клянусь тебе. – И оба они подумали о зажигалке.

Внезапно она быстро, украдкой, поцеловала меня в губы. Поцелуй этот меня растрогал. Я тут же сделал вид, что ничего такого не было, даже не знаю почему. Может, в какой-то мере я ощущал необходимость продолжать сердиться из-за ее вздорного путешествия.

– До свидания, Тереза.

Тереза пошла к отелю, и я, не дождавшись ее ухода и в полной уверенности, что через двадцать дней мы увидимся, тоже развернулся, полагая, что правильно поступаю, демонстрируя некоторую твердость в отношениях с этой женщиной, которая наполняет мою жизнь смыслом и кружит мне голову. Это был красивый жест – уйти не оборачиваясь: именно так я поступал и в другие моменты своей жизни. И чтобы подчеркнуть это еще сильнее, я пару раз чиркнул колесиком зажигалки. Ее подарка. Но через тридцать шагов я почувствовал себя полным идиотом. Что – она как-то препятствовала нашей новой встрече? Нет. Может быть, была не рада, что они снова встретились? Рада. Или не поблагодарила его тысячу раз за коробочку конфет с ликером? Еще как. Разве она не выслушала с ангельским терпением его детальный критический разбор ее выступления? А как же. Да, с ангельским терпением и со смирением, которым я так восхищался. Разве она не поцеловала меня в губы (быстро и украдкой) на прощание? Разве не подарила мне дорогой подарок? Подарила. А я все настаивал и настаивал, повторяя, не уезжай в Прагу, останься на два дня, не уезжай, ну же, Тереза. Дурак ты, Микель, Симон, Клара.