– Не доверяю.

– Тебе не нравится, как я работаю?

– Нравится.

– А что тогда?

– Никто, кроме тебя, таких неоправданных расходов мне не приносит.

– Дуран, предупреждаю, что я слаб и смертен.

– Чего?

– Для поддержания жизни мне нужно обедать и ужинать.

– Но ведь не в ресторане «Махариши» высшего класса, да еще и вдвоем! – Он иронически мне улыбнулся. – Я бы порекомендовал тебе пиццу «Времена года». Слыхал про такую?

Мне показалось унизительным, что ужин с Терезой становится мотивом для спора с шефом, но я не собирался отступать ни на шаг. Дуран взял счет за ужин и посмотрел мне в глаза:

– С кем ты там ужинал?

– Со Стайнером.

Что доказывало, что Микель Женсана-и-Жиро был не только слаб и смертен, но и не во всех отношениях совершенен. Что у него, как у всех, были секреты и он врал, как и все. Но ему ни в коем случае не хотелось вмешивать священное и неприкосновенное присутствие Терезы в редакционные дрязги. Я указал на бумажку, являвшуюся предметом разбирательства:

– Я пять дней просидел в Лондоне, сделал интервью высочайшего качества, провел переговоры в отношении следующего интервью, а ты со мной споришь из-за счета на пятьдесят фунтов!

– Шестьдесят три.

– Давай сюда.

Я выхватил у него бумажку и положил в карман, отказываясь таким образом от всех своих притязаний на героическую самозащиту. С видом мученика.

– Я и сам могу оплатить ужин со Стайнером.

И я вышел из его кабинета, несколько наивно надеясь, что его хотя бы чуточку начнет мучить совесть. И пошел к своему столу, потому что меня позвали к телефону.

– Не понял, кто меня спрашивает?