Тина оставила свой старенький «ситроен» на проспекте Блондел, возле реки. Она тронулась с места, все еще ощущая запах марихуаны, который, казалось, въелся в ее кожу. Арни, подумала она, включая поворотник. А я-то переживаю, что монахи дадут ему другое имя.
44
На столе в ожидании подписи лежали принесенные адвокатом Газулем документы: разрешение на отправку непосредственно и лично монсеньору Эскрива чека на несколько тысяч дуро в качестве финансовой помощи для возведения святилища в Торресьюдаде, а также письмо, в котором без особых изысков приносились извинения в связи с невозможностью присутствовать на приеме у премьера Ариаса Наварро. Слева в комнату проникал свет с улицы Фалангиста Фонтельеса, слегка приглушенный прозрачной занавеской. Напротив – Хасинто с бумагой в руке и вздрагивающим подбородком. Элизенда не стала брать протянутый ей лист. С каждым днем ей все труднее было сфокусировать взгляд, ей все виделось размытым, как в тумане, словно мир всеми способами пытался прикрыть свой стыд перед ее проницательным взглядом.
– Что это? – спросила она, стараясь не смотреть на стоявшего перед ней человека, потому что знала, о чем идет речь.
Вместо ответа Хасинто Мас положил бумагу на стол. Это было письмо, извещение, в котором говорилось уважаемый сеньор Мас, к своему великому сожалению, вынужден отказаться от ваших услуг в качестве шофера семьи Вилабру и, принимая во внимание ваш возраст, предлагаю вам досрочную пенсию, которую вы заработали своим многолетним безупречным трудом. Посылаю вам это извещение заблаговременно, чтобы вы могли в разумный срок подыскать себе новое место жительства. Жду от вас известий. С уважением, Эрра Газуль. Торена. Двадцать третье марта тысяча девятьсот семьдесят четвертого года.
Элизенда взяла листок и посмотрела на своего шофера так, словно увидела его впервые за тридцать семь лет, девять месяцев и шестнадцать дней. Потом жестом предложила ему сесть на стул напротив нее. Хасинто не понял, и ей пришлось повторить жест, на этот раз сопроводив его словами:
– Ну же, садитесь.
Хасинто сел и преданно посмотрел в глаза своей хозяйки:
– Почему вы меня увольняете?
– Три аварии за пять месяцев. Разбитая машина, два суда, тринадцать штрафов… и ты еще спрашиваешь почему?
– Я тридцать семь лет верой и правдой служил вам без единой жалобы с вашей стороны.
– Но я только что пожаловалась на твою работу.
– Но это только сейчас.
– Да, но теперь дела обстоят именно так. И потом, ты не столько лет состоишь у меня на службе.
– С Сан-Себастьяна. Тридцать семь лет, девять месяцев и шестнадцать дней.