Однако Хасинто не желал ее слушать, потому что если он будет ее слушать, то все, что она скажет, воспримет как приказ, и у него не останется ничего иного, как подчиниться ее властному голосу, как он всегда это делал. Так что ему повезло, что она произнесла последние слова очень тихо, думая, что таким образом внушит ему страх. И вот Элизенда Вилабру вдруг с удивлением обнаружила, что ее шофер может обращаться к ней сердито и неуважительно, чего никогда не позволял себе за все тридцать семь лет, девять месяцев и шестнадцать дней, которые, по его словам, он верой и правдой служил ей.

– И заставляет вас делать все, что захочет. Потому что он тут всем заправляет и еще потому что…

– Что ты такое говоришь?

– Потому что спит с вами.

Сеньора Элизенда Вилабру резко поднялась. Она была удивлена, раздражена, возмущена и оскорблена. Хасинто же как ни в чем не бывало продолжил свою обвинительную речь:

– Он долгие годы вас желал и преследовал и вот теперь наконец добился своего.

– Вон отсюда. – Она задыхалась от негодования. – Клянусь, ты мне за это заплатишь.

Хасинто Мас не сдвинулся с места, и Элизенду на какое-то мгновение охватила легкая паника.

Словно не слыша ее слов, Хасинто заговорил хриплым, тусклым голосом, обремененным тяжестью тридцати семи лет, девяти месяцев и шестнадцати дней запретного желания. Впервые за все эти долгие годы он обратился к ней на «ты».

– Я всю жизнь был верен тебе. Беспрекословно повиновался, никогда не спорил, сносил твои дерзости, подтирал дерьмо за твоим сыном и за тобой и всегда, всегда, когда тебе это было нужно, был рядом с тобой.

Элизенда не высказала возражений против обращения на «ты». Застыв в окаменевшей позе перед шофером, она сохраняла самообладание.

– И я щедро платила тебе за это каждый месяц. Разве тебе когда-нибудь чего-то не хватало?

– Мне не хватало жизни. Я был вынужден терпеть и скрывать много всякого дерьма. Мне приходилось каждый день становиться свидетелем всего, что происходило в этом доме, и хранить молчание. Каждый божий день. Видеть, как ты отдаешься никчемным мужчинам. И молчать, дрочить в машине и воображать, что это я – счастливчик. Вот такую долбаную жизнь я влачил.

Элизенда сглотнула слюну и устремила взгляд на расплывающуюся стену в глубине комнаты. С напором:

– Ты выполнял свою работу.

– Нет, я любил тебя.

У нее перехватило дыхание, потому что Хасинто внезапно стал огибать стол, бормоча у меня не было жизни, потому что вся она состояла в служении тебе; я не женился, не создал семьи, много лет не видел свою сестру, узнал твои секреты и твои капризы и вынужден был все это проглотить, потому что, когда я только начинал служить тебе, ты заставила меня поклясться в вечной верности самым святым, что у меня есть. И я всегда хранил тебе верность. Ради тебя я подчистил столько грязи, Элизенда. А теперь ты не разрешаешь мне остаться здесь еще на какое-то время, потому что я теряю зрение и рефлексы. И вышвыриваешь меня из дома. Потом в качестве завершающего обвинения он добавил еле слышным голосом а ведь ты тоже слепнешь, не забывай об этом.