– Приток, – ответила Элвира Льюис за семь месяцев до того, как умерла от туберкулеза.

– Очень хорошо, Элвирета.

– Очень хорошо, Аркадио. Зачем ты приехал? Это она тебя послала?

Аркадио Гомес Пье оглядел помещение, потемневшее от копоти, исходившей из некоего подобия камина. Стоявший на высокой полке полуразвалившийся телевизор с погнутой и явно слабой антенной уже четвертый или пятый раз повторял самые блистательные моменты коронации нового короля Испании; просто немыслимо, как могло случиться, чтобы после того, как мы выиграли войну, замарав руки в борьбе за идеалы, после того, как клялись в вечной, до самой смерти, верности принципам движения и Фаланге, чтобы чуть ли не на следующий день после смерти каудильо, нашего вождя, нашего лидера, нашей путеводной звезды, страна вдруг превратилась в монархию. Поэтому оба бывших фалангиста, заказав по стаканчику вина, демонстративно отвернулись от телевизионного аппарата. Поскольку Гомес Пье ничего не ответил, Хасинто продолжил:

– Ты явился сюда, чтобы убить меня?

– Это ты сделал?

– Что ты имеешь в виду?

– Не знаю.

– Ты же всегда только выполнял приказы, и все.

– Как и ты. Мы всегда делали одно и то же.

– Да, но сеньора не может смириться с тем, что я ее бросил, потому что до чертиков устал от этой многолетней работы и хотел пожить для себя.

– Так что, это правда, что вы с ней…

– Я могу на память сантиметр за сантиметром пройтись по ее телу. Пылкая. Развратная, как шлюха. Та еще соска. Даже в машине.

– Ни хрена себе!

Хасинто улыбнулся. Он раздумывал, стоит ли ему бросаться на своего бывшего товарища или спокойно позволить убить себя, сохранив достоинство. И еще он думал о том, какой эффект произведет в Суэре его убийство здесь, в баре, да еще наемным убийцей. Кто бы мог такое себе представить, знаешь, как прикончили брата Ньевес, а ведь казался таким тихим и мирным со своим садом и глициниями.

– Пойдем в другое место.

– Не нужно, – сказал Гомес Пье, вставая. И Хасинто подумал ну вот и все, сейчас он вытащит пистолет, прицелится, как Тарга, мне в лоб – и бах, прощай. Аркадио Гомес Пье сунул руку в карман, достал оттуда мелочь и положил ее на стол. Потом сухим тоном сказал будь добр, перестань беспокоить ее и рассказывать небылицы, если не хочешь крупных неприятностей себе на голову. Потом спокойно вышел из бара в декабрьский холод и побрел вдоль берега реки, а Хасинто смотрел на него, не веря в свою удачу, все еще весь дрожа от страха и спрашивая себя неужели он приехал только затем, чтобы отчитать меня? довольный тем, что ему хватило мужества не выкинуть никакого номера; он опрокинул стаканчик вина и причмокнул от удовольствия, не переставая следить взглядом за ушедшим мужчиной. В тот момент, когда Аркадио дошел до фонаря, у Хасинто помутилось в глазах, онемели челюсти, ставшие вдруг совершенно неподвижными, и из легких вдруг разом испарился весь воздух, а его стакан с вином упал и весело зазвенел на полу, прежде чем рассыпаться под полкой для телевизора на тысячу осколков, подобно жизни Хасинто Маса.