Говорит, так совсем не обязательно, Мэри Коллан.
Мэри Коллан в упор смотрит на Мэри Ишал. Говорит, исключение сделал он для тебя, а не для нее, не для нас остальных.
Мэри Ишал говорит, это тебе, а не Отцу остальные последовали.
Грейс осознаёт, что Мэри Ишал заходит ей за спину. Тогда-то обхватывает она голову руками, отпускает, бо прикосновенье пальцев Мэри Ишал словно дыханье в длинных ее волосах, их расчесывают и свертывают в пучок.
Тогда-то видит она его, очерк Отца, коленопреклоненного, он смотрит или не смотрит из сумрака шатра.
Она беспокоится, где ей сесть, устремляет взгляд вперед, чтоб опередил тело. Ежедневная трапеза из супа и хлеба в крестьянской кухне, богатства земли этих крестьян, и сегодня она впервые разделит их с ними. Не отвести ей взоров от Отца, хотя на нее тот пока не взглянул. Три свечи в блюдцах посреди стола дотягиваются желтизной до каждого лица, что садится безмолвно и несуетно, потому что добро по делам его узнается, думает она. Они кладут руки на стол, ждут, пока подадут им, и она рассматривает эти отмытые бледные лица, высматривает в их мыслях, как поступать, а как нет, как сидеть, быть может, или как держаться, как складывать руки, Мэри Ишал и Мэри Коллан по обе стороны от Отца, ты держи руки вот так, а не вот так. Остальные женщины словно женщины развоплощенные, думает она, невзрачные набожные лица – мальчишечьи, в тихих мыслях, и кому ж охота вот так выглядеть, с длинными-то волосами лучше.
А вот и хозяин усадьбы Роберт Бойс, сидит, закрыв глаза, руки сцеплены, бормочет какую-то молитву, горбится даже сидя. А вот жена его, Энн Бойс, у печи вместе со служанкой, смиренные, что одна, что другая, Энн Бойс с ножом по тому хлебному духу, подает его, и Грейс оглядывает эти лица и старается не думать то, что она о них думает, что они вовсе не люди, а восковые фигуры, до чего странная мысль, думает она, принимается любоваться своими руками, чтобы утишить мысли, потому что Отец, может, прислушивается, молитвенно складывает их перед собой на столе, белизна – отмытая кожа, глянцевитые ногти. Она чувствует бремя взгляда Мэри Коллан, смотрит и видит, что Энн Бойс приносит на стол корзинку с хлебом, и все взгляды покоятся на Отце, а тот возносит руки, словно чтоб начать молитву, и позднее Грейс подумает, кто тот, кто есть в каждом из нас, кто тот, кто есть, когда прекращаешь быть собой, когда действуешь, не помышляя о действии, быть может, это червь сатанинский в тебе, быть может, это другая ипостась, бо внезапно она перегнулась через стол и схватила хлеб так, будто это последний из всех хлебов.