"Надеюсь, он дотянет", — написал Джейкоб.

"Ты скрипишь, как он".

Год прошел, Исаак его пережил, но то же и наглые евреи, позанимавшие все комнаты, принадлежавшие ему по праву рождения. Но вот наконец изнурительное ожидание закончилось: кто-то из них сломал бедро и умер, так что Исаак оказался первым в очереди. Судьба бар-мицвы Сэма зависела целиком от него. А израильтяне, как сообщал телефон Джейкоба, уже спускались с небес.

— Послушай, — сказал Джейкоб Максу, пока Ирв въезжал на стоянку, — наши израильские кузены…

— Твои израильские кузены.

— Наши израильские кузены не самые уживчивые люди на свете…

— А мы самые уживчивые на свете?

— Скажу тебе кое-что, в чем арабы правы, — вклинился Ирв, недовольный тем, что косо оставленная машина мешает парковаться. — Они не дают бабам права́.

— Мы вторые по неуживчивости, — сообщил Джейкоб Максу, — после твоих израильских родственников. Но вот что я хочу сказать: не суди страну Израиль по упрямству, кичливости и меркантильности нашей родни.

— Или, иными словами, по ее стойкости, честности и предусмотрительности, — сказал Ирв, выключая зажигание.

— Израиль тут ни при чем, — сказал Джейкоб. — Просто они такие. И они наши.

В конце концов лучше дома ничего нет

В конце концов лучше дома ничего нет

В подвале обнаружились рулоны пузырчатой пленки, похожие на рулоны сена с живописных полотен, — десятки литров запаянного воздуха, годами хранившиеся на случай, который так и не настанет.

Стены были голыми: завещанные потомкам награды и дипломы уже сняли, а также ктубы[28], репродукции афиш с выставок Шагала, свадебные фото и выпускные фото, фото с бар-мицвы и фото с обрезаний, сонограммы в рамочках. Так много висело всего, будто он старался скрыть стены. И в отсутствие самих картинок стены пестрели темными прямоугольниками.

Кучу безделушек "Сделано в Китае" поснимали с полок буфета и убрали в его ящики.