На холодильнике не выцветшие прямоугольники указывали, где раньше висели фото восхитительных, гениальных внуков, не имеющих опухолей, — остались только три школьных снимка, шесть закрытых глаз. Фотографии Вишняка, потревоженные впервые за десяток лет, сложили на полу, а снимки и ярлычки, что когда-то покрывали холодильник, теперь покрывали кофейный столик, каждый в отдельном, запертом на молнию бутербродном пакетике. Именно на этот случай Исаак хранил все эти пакетики — мыл их после употребления и вешал на кран сохнуть.

На кровати снова груды вещей, которые еще только предстояло раздать любимым людям. Последние два года превратились в затяжной процесс раздачи всего, чем он обладал, и оставшееся до нынешнего дня — это то, с чем труднее всего расстаться не из-за сентиментальной привязанности, а из-за того, что кто бы мог захотеть эти вещи иметь? У него было кое-какое действительно приличное серебро. Милые фарфоровые чашки. И если ты можешь допустить, что затеешь хлопоты и траты по перетяжке, тогда без иронии можно было бы подумать о сохранении нескольких кресел. Но кто захочет тащить домой или даже до ближайшего мусорного контейнера оберточную бумагу, на которой до сих пор остались следы граней когда-то облеченных в нее коробок?

Кому понадобятся стикеры для заметок, бумажные сумочки, миниатюрные блокнотики на спирали и массивные ручки, подаренные как рекламные сувениры фармацевтическими компаниями и взятые лишь потому, что их давали?

Коробочка окаменевшего мармеладного драже, подрезанного на кидуше в честь рождения кого-то, ныне ставшего акушером. Это кто-нибудь возьмет?

Поскольку к нему никто не ходил, места для верхней одежды не требовалось, поэтому шкаф в прихожей стал прекрасным местом для хранения еще одного мотка пузырчатой пленки, в которой не было никакой нужды. Летом пузырьки расширялись, и дверца шкафа выгибалась — шпильки петель от давления поворачивались на тысячные доли градуса против часовой.

Кто из живущих захотел бы получить то, что осталось ему раздать?

И от какого возмущения покоя, от чьего внезапного вмешательства вдруг зашипело последнее имбирное пиво в холодильнике?

Израильтяне приехали!

Израильтяне приехали!

Тамир ухитрялся тянуть за собой три чемодана на колесиках, таща при этом два пакета из дюти-фри, набитых — чем? Какого дерьма ему потребовалось, что он заставил своих родных столько ждать? Швейцарские часы? Одеколон? Громадные пластмассовые шары "Эм энд Энс", наполненные малюсенькими шоколадными шариками?

В каждый приезд Тамир неизменно удивлял Джейкоба своим обликом. Вот перед Джейкобом человек, с которым у него общих генов больше, чем почти с любым другим человеком на земле, а многие ли из спешащих мимо прохожих вообще могли бы предположить, что эти двое родственники? Цвет кожи можно объяснить пребыванием на солнце, а отличия в сложении отнести на счет диеты, упражнений и силы воли, но как насчет его острого подбородка, нависающих бровей, волос на фалангах пальцев и на голове? Как насчет размера его ног, его безукоризненного зрения, его способности отрастить густую бороду за время, пока поджаривается гренок?