> Но от этого волнения ни ему, ни мне не легче.
> Но мне не нужно так много. У меня было всего 45 000, когда отец меня убил.
> Ну сделай себя титаном.
> Свой аватар.
> Своего прадедушку.
> Это слишком.
> Ну, а что они у меня будут гнить? Сидр мне из них делать?
> Так используй их.
> Да не буду я. А ты будешь.
Картинки полетели быстрее, так быстро, что воспринимались лишь подсознательно, они наплывали одна на другую, сливались, а из угла экрана просочился свет: сначала еле заметный, пятнышко на экране, затем свет стал расползаться, как пятно на потолке от лопнувшей трубы, он затапливал лихорадочно меняющиеся картинки, и вот уже больше света, чем изображения, и вот практически белый экран, но ярче белого, и блеклые образы, будто сквозь снежную лавину.
В этот момент, наверное, самой чистой эмпатии, какую только Сэму довелось испытать, он пытался представить, что видит на экране Ноам. Наползающую, как здесь — свет, темноту? Предупреждения о падающем уровне жизнеспособности? Сэм вообразил, как Ноам щелкает на этих предупреждениях кнопку "Пропустить", раз за разом, и щелкает "Подтвердить", когда наконец ему нужно подтвердить свой окончательный выбор.
Лев подошел к старику, опустился рядом на колени, положил огромные и царственные лапы на сгорбленные плечи Айсика, лизнул то, что можно было назвать седой тенью щетины (свечением щетины?), лизнул еще и еще раз, как будто возвращая Айсика к жизни, хотя на самом деле возвращал его туда, где он был прежде жизни.
> Ты глянь на себя, Бар-Мицва.
Он опустил тяжелую голову на впалую грудь Айсика. Айсик погрузил пальцы в струящуюся львиную гриву.
В середине поминок по прадеду Сэм принялся плакать. Плакал он нечасто. Этого с ним не было ни разу после того, как Аргус вернулся со второго протезирования тазобедренного сустава, два года назад, с выбритой половиной спины, франкенштейновскими швами, с опущенной головой и потупленным взглядом.
— Вот так выглядит выздоровление, — сказал тогда Джейкоб. — Через месяц он будет прежним.
— Через
— Он быстро пролетит.
— Для нас, но не для него.