Светлый фон

— Мы будем его баловать.

— Он едва может ходить.

— Ему и не надо ходить больше, чем требуется. Ветеринар сказал, для выздоровления самое важное — как можно меньше быть на ногах. Гулять только на поводке. И никаких лестниц. Придется ему теперь жить внизу.

— Но как он будет подниматься, чтобы лечь в кровать?

— Ему придется спать тут, внизу.

— Но он пойдет наверх.

— Не думаю. Он понимает, насколько слаба его нога.

— Он пойдет.

— Я положу на ступеньки книги, загорожу ему путь.

Сэм завел будильник на два часа ночи, чтобы спуститься проведать Аргуса. Он прервал первый зуммер, потом второй, но на третьем звонке его совесть проснулась. Он поплелся вниз по лестнице, не до конца сознавая, что он уже не в постели, чуть не заработал паралич из-за выложенных на ступени томов Энциклопедии искусств и обнаружил, что отец спал на подстеленном спальном мешке в обнимку с Аргусом. Вот тогда Сэм и заплакал. Не от любви к отцу — хотя в тот момент он его несомненно любил, — но потому, что из двух животных на полу больше жалел отца.

> Ты глянь на себя, Бар-Мицва.

Он стоял у окна. Кузены играли в приставку, уничтожая мультяшных противников. Взрослые были наверху, насыщались мерзкой, пахучей, копченой и студенистой едой, к которой у евреев резко вспыхивает вкус в моменты раздумий. Его никто не заметил, чего он и хотел, даже если это и не было ему нужно.

Он плакал не о том, что сейчас видел: не о смерти прадеда, не о гибели аватара Ноама, не о крушении родительского брака, не о своей сорвавшейся бар-мицве, не о рухнувших зданиях Израиля. Его слезы текли вспять. Доброта Ноама высветила зияющее отсутствие доброты вокруг. Отец спал на полу тридцать восемь дней (лишнюю неделю для надежности). Не потому ли ему было проще одаривать добротой собаку, что собака точно не отвергла бы? Или потому, что потребности животных такие животные, а потребности людей такие человеческие?

Может, мужчиной Сэму стать и не придется, но плача у того окна — дед совершенно один в земле в двадцати минутах езды; аватар возвращается в цифровую пыль где-то на охлаждаемом сервере в информационном центре, расположенном неподалеку от нигде; родители всего лишь по ту сторону потолка, но потолка без краев, — Сэм возродился.

Только плач

Только плач

Иудаизм верно трактует смерть, думал Джейкоб. Он учит нас, что делать, в тот момент, когда мы меньше всего понимаем, что делать, а чувствуем дикую потребность сделать что-то. Надо сидеть вот так. Посидим. Надо вот так-то одеться. Оденемся. В этот вот момент ты должен сказать вот эти слова, пусть даже тебе придется читать их с бумажки в транслитерации. На-ах-се.