Это спокойное лицо исчезнувшего человека, целомудренный цветок орхидеи, мерцавший за стеклом буфета дорогой фамильный сервиз продлевали робость и благоговение перед чужим жилищем. Дверь в соседнюю комнату была приоткрыта. То была спальня, голубая, с голубой кроватью, платяным шкафом и подзеркальником, на котором с тёмным блеском стояло трюмо. Лемнер пробежал взволнованным взглядом по кровати с шёлковым покрывалом, по зеркалу, в котором пряталось женское отражение, по висящему на спинке стула чему-то розовому и воздушному и отвёл глаза.

Ещё одна дверь, ведущая из гостиной, была закрыта. Лана отворила её, приглашая войти.

— Здесь кабинет деда. Мы ничего в нём не меняли.

Лемнер вошёл, чувствуя за спиной взгляд человека с усталым лицом, глядящего с фотографии. Вошёл и тихо ахнул. Стены кабинета были увешены стеклянными, широкими, как витрины, коробками с бабочками. Бабочек было множество. Одна прилегала к другой, образуя разноцветные цепи, гирлянды. Переливались лазурью огромные, как у ангелов, крылья. Алые, изумрудные, бархатно-чёрные, осыпанные серебряной пыльцой, прошитые золотой нитью, отливающие перламутром, в драгоценных спектрах и радугах, бабочки, насаженные на тончайшие стальные булавки, казались построенными батальонами. Малейший поворот головы, и батальоны перестраивались, меняли мундиры, голубоватая сталь булавок казалась оружием на плечах у нарядных бойцов.

— Что это? — Лемнер рассматривал бабочек, каждая из которых казалась крохотной географической картой с голубыми озерами, красными песками, изумрудными лесами. — Откуда это диво?

— Коллекция деда. Он собирал её сам.

— Он был энтомолог?

— Разведчик. Ему приходилось бывать в саваннах, пустынях, джунглях. Он добывал в них сведения, нам не ведомые. А эти трофеи он приносил домой. Ночами, когда Москва спала, за окном висели тяжёлые сосульки, он пинцетом извлекал из крохотных пакетиков пойманную в Африке бабочку. Она напоминала ему о тайных встречах, боях, погибших друзьях. Его лицо было печальное, озарённое, как у верующего человека.

— Они и впрямь, как иконы. Это целый иконостас, — Лемнер чувствовал исходящее из стеклянных коробок излучение. Множество разноцветных лучей летело к нему, погружалось в него. В крови гуляли разноцветные пьянящие яды, от которых мутилось сознание.

— Если долго на них смотреть, начинаются галлюцинации, — сказала Лана. — Ты улетаешь из этого мира и погружаешься в неземное пространство и время. Или туда, где нет ни пространства, ни времени.

— Твой дар предвидения — это плод галлюцинаций?