— Может быть. Я выбираю бабочку, наделяю её чертами человека, о котором думаю, и мне кажется, я вижу его судьбу.

— Какую бабочку ты выбираешь, когда думаешь обо мне?

— Вот эту, — она указала на коробку, в которой среди радужных переливов драгоценно, как морская раковина, сияла бабочка. Лемнер узнал в ней ту, что в Африке спас от чёрного паука.

Всё было необъяснимо, таинственно. Комната была молельней, где поклонялись неведомым богам, испрашивая у них благословения.

— Твой дед давно умер?

— Не умер. Ушёл.

— Куда?

— В бабочку.

— В бабочку?

— В эту маленькую, серую. Он поймал её на Мадагаскаре. Ушёл в неё, и мы его больше не видели.

Лемнер не стал переспрашивать. Смотрел на крохотную бабочку в серебристой пыльце, в которую погрузился человек с усталым лицом и прищуренными, привыкшими к солнцу глазами. Должно быть, бабочка была неприметной дверцей в иной мир, о котором знал разведчик, всю жизнь искавший вход в сокровенное бытие.

— Я поставлю чайник. Посиди здесь. Я позову.

Лана ушла, Лемнер остался среди волшебного разноцветья, от которого останавливались и стекленели зрачки, и в крови растекались пьянящие яды.

Он смотрел на перламутровую бабочку. Её крылья казались створками волшебной двери. Глаз упивался сиянием, сулившим несказанное счастье. Сияние блуждало в крови, рождало мучительную сладость и ожидание, что створки распахнутся, и его впустят в сказочный мир, откуда исходит сияние. Его звали чуть слышные голоса. Его губы шептали, вопрошали, умоляли пустить в потаённый желанный мир. Створки перламутровых дверей растворялись. Он шёл по горячей дороге, и его сандалии поднимали облачка золотистой пыли. Пахло сладкими дымами жаровен, в них горела ветка горной сосны. На длинной глинобитной стене висела малая плетёная клетка, и в ней скакала пёстрая птичка. Шли женщины в тюрбанах, в розовых и зелёных одеждах. Стояли резные хоромы. В тени созревали синие виноградные грозди. В деревянных давильнях краснел виноградный сок. Горы вдали были голубые. И в горячих туманах пустыни двигался, как тёмное облако, огромный народ. Перед ним расступались моря, открывалось мокрое дно с морскими червями и гадами, горел в придорожье терновый куст, охваченный прозрачным пламенем. Из пламени являлись города и храмы, вставали цари и пророки. Лемнеру было чудесно оказаться среди своего народа и пылить вместе с ним, и ловить голой грудью волны прозрачного жара, и тянуться к миражам, в которых звучат цимбалы и флейты, и танцуют голоногие плясуньи, и в чёрной бороде мудреца запуталась божья коровка, и на каменных стенах играют огненные письмена. Он оказался на родной земле, среди родного народа. И нет выше сладости оказаться среди этих смуглых, с горящими очами людей, подающих ему пиалу молодого вина.