Лютер оторвал взгляд от письма: трамвай катил по Бродвейскому мосту, внизу лениво серебрился канал Форт-Пойнт.
Стало быть, вот она, его новая жизнь. Вот он, его новый город.
Каждое утро, ровнехонько в шесть пятьдесят, миссис Эллен Коглин, выйдя из дверей своего дома (Кей-стрит, 221), величественно шествовала вниз по ступеням, туда, где Лютер поджидал ее у семейного авто, шестицилиндрового «оберна». Кивнув ему, миссис Коглин опиралась на его руку и устраивалась на пассажирском сиденье. После этого Лютер мягко, как учил его капитан Коглин, закрывал дверцу и вез миссис Коглин через несколько кварталов в церковь Врат Небесных на семичасовую службу. На протяжении этой самой службы он часто болтал с Клейтоном Томсом, работавшим у миссис Эми Вагенфельд, вдовы с Эм-стрит, самой фешенебельной улицы Южного Бостона. Вдова жила в особнячке, выходящем окнами на парк Индепенденс-сквер.
Миссис Эллен Коглин с миссис Эми Вагенфельд никакими подругами не были: насколько могли судить Лютер и Клейтон, у белых старух не бывает подруг, — но вот между их слугами со временем завязались тесные отношения. Оба были родом со Среднего Запада — Клейтон вырос в Индиане, неподалеку от Френч-Лика, — и оба служили у хозяев, которые не смогли бы их ни к чему толком приспособить, если б хоть на шажок ступили в двадцатый век. Каждое утро, привезя миссис Коглин обратно, Лютер должен был наколоть дров для печи, а Клейтон — натаскать угля в подвал.
— В наши-то дни? — ворчал Клейтон. — Все в стране, по крайности те, у кого на это деньжат хватает, переходят на электричество, да только миссис Вагенфельд об этом и слышать не желает.