А почему ж нет, рассуждали парни в баре. Мы же, черт дери, голодаем. Нас все время надувают, на хрен, мы горбатимся на этой чертовой работе, как на галерах, но не можем прокормить семью, мы ее даже толком и не видим.
— Младшенький мой, — говорил Фрэнси Диган, — младшенький-то мой, парни, донашивает одежку за старшими братьями, а старшим и вовсе нечего надеть. Я поразился, когда это узнал: я-то все думал, они во втором классе, а они уж в пятом, вот я сколько вкалываю. Думал, они мне до пояса, а оказывается — уж по грудь.
И когда он снова уселся под одобрительные возгласы, заверещал Шон Гейл:
— Паршивые докеры получают в три раза больше нашего брата. Так что кому-нибудь лучше бы начать соображать, как устроить так, чтобы платить нам по-честному.
И снова крики: «Точно! Точно!» Но тут кто-то предупреждающе толкнул соседа локтем, а сосед толкнул еще кого-то, и в конце концов все подняли глаза и увидели, что у стойки в ожидании своей пинты стоит не кто-нибудь, а сам Стивен О’Мира, комиссар полиции города Бостона. В баре установилась полная тишина. Великий человек дождался, когда официант срежет опасной бритвой шапку пены, и расплатился. Бармен выбил чек и передал Стивену О’Мире сдачу. О’Мира убрал монеты в карман, оставив одну на стойке, и развернулся к залу.
Диган и Гейл пригнули головы, ожидая расправы.
О’Мира осторожно, высоко подняв стакан, чтобы пиво не расплескалось, проложил себе путь между посетителями, и занял кресло у камина, между Марти Лири и Динни Тулом. Он неторопливо обвел собравшихся своими добрыми глазами и отхлебнул пива. Пена шелковичным червем вползла ему на усы.
— Холодно на улице. — За спиной у него потрескивали поленья. — А здесь отличный огонек. — Он кивнул, всего один раз, но этим движением словно бы окутал всех присутствующих. — У меня нет для вас ответа, ребята. Платят вам несправедливо, это факт.
Никто не осмелился произнести ни слова. Те, что еще минуту назад кричали громче всех, больше всех поносили власти, сильнее всех сердились и жарче всех заявляли об ущемлении своих прав, — теперь отводили глаза.
О’Мира мрачно улыбнулся:
— Приятное местечко, а? — Он снова окинул их взором. — Молодой Коглин, это ты там под бородой?
Дэнни ощутил, как добрые глаза ощупывают его, и в груди у него что-то сжалось.
— Да, сэр.
— Насколько мне известно, ведешь агентурную работу.
— Так точно, сэр.
— Под видом медведя?
Все расхохотались.
— Не совсем так, сэр. Но почти.
Взгляд О’Миры смягчился, в нем не было никакого высокомерия, и Дэнни показалось — они в зале вдвоем, больше тут никого нет.