— Давно знаю твоего отца, сынок. Как поживает мать?

— Хорошо, сэр.

— Самая элегантная женщина на свете. Передай ей привет, ладно?

— Конечно, сэр.

— Можно поинтересоваться, что ты думаешь о замораживании зарплаты?

Все повернулись к нему, а О’Мира отхлебнул еще пива, не переставая смотреть Дэнни в глаза.

— Я понимаю… — начал Дэнни, и в горле у него пересохло.

Ему захотелось, чтобы в комнате стало темно, черным-черно, тогда он перестанет ощущать на себе их взгляды. Господи.

Он глотнул из стакана:

— Я понимаю, сэр, что рост стоимости жизни сказывается на состоянии городской казны и поэтому финансирование скудное.

О’Мира кивнул.

— И я понимаю, сэр, что мы не частные лица, что мы служим обществу и дали клятву честно исполнять свои обязанности. И что нет призвания выше, чем служение обществу.

— Ничего нет выше, — подтвердил О’Мира.

Дэнни кивнул.

О’Мира смотрел на него. И все смотрели.

— Но… — Дэнни старался говорить, не повышая голоса. — Нам дали обещание, сэр, что наши зарплаты заморозят на период войны, но затем нас вознаградят за терпение: повысят ежегодный оклад на двести долларов, как только война кончится.

У Дэнни теперь хватило смелости оглядеть зал, посмотреть в эти глаза, которые так и впивались в него. Он надеялся, что никто не видит, как у него дрожат коленки.

— Сочувствую, — проговорил О’Мира. — В самом деле сочувствую, полисмен Коглин. Но повышение стоимости жизни — вещь вполне реальная. И город находится в стесненных обстоятельствах. Все очень туманно.

Дэнни собрался было сесть, но тут обнаружил, что ноги его не слушаются. Он снова посмотрел на О’Миру и буквально почувствовал то благородство, которое было растворено в крови этого человека. Он поймал взгляд Марка Дентона, и тот кивнул ему.

— Сэр, — произнес Дэнни, — мы не сомневаемся, что вы нам сочувствуете. И мы знаем, что городу трудно. — Он перевел дух. — Но обещание есть обещание, сэр. Штука именно в этом. Вы сказали, что все очень туманно. При всем уважении к вам вынужден заявить — это ясно как божий день. Пусть нелегко. Пусть даже трудно. Но ясно. Много прекрасных, храбрых ребят не могут свести концы с концами. И обещание есть обещание.