Дэнни теперь и сам увидел: «олдсмобиль», за рулем Петр Главяк, взгляд устремлен прямо перед собой. Вот он повернул ключ зажигания, и рокот тяжелого мотора разнесся по улице, эхом отражаясь от стен.

Подходя к автомобилю, Натан оглянулся через плечо:

— Вы идете?

Дэнни надеялся, что люди Маккенны где-то рядом, а не надираются в каком-нибудь баре за углом, прежде чем отправиться в ресторан. Он представил себе картину: Джерсийский Джерри и еще какой-нибудь громила с оловянным значком рядового торчат возле темного ресторана, один пялится в адрес, который вывел на собственной ладони, и потом качает головой с озадаченностью пятилетнего ребенка.

Дэнни сошел с тротуара и двинулся к машине.

Они миновали несколько кварталов, а когда свернули на Харрисон-авеню, начался легкий дождик. Петр Главяк включил «дворники». Как и вся машина, они были тяжеленные, и их шлепанье, туда-сюда, болезненно отдавалось у Дэнни в груди.

— Не вижу сегодня оживления, — произнес Натан.

Дэнни посмотрел на Харрисон-авеню, на пустые тротуары:

— Ну да. Так ведь воскресенье.

— Я говорил о вас.

Ресторан назывался «Октябрь» — это единственное слово было написано на двери красными буковками, такими мелкими, что Дэнни, за последние два месяца проходивший мимо заведения несколько раз, даже не замечал их. В зальчике три столика, но накрыт был только один. Натан подвел к нему Дэнни.

Петр запер входную дверь на щеколду и уселся рядом с ней, положив на колени свои большие руки.

Луис Фраина стоял у крошечной стойки и быстро говорил в телефонную трубку по-русски. Он кивал и что-то яростно царапал в блокноте. Официантка, полная женщина лет шестидесяти, подала Натану с Дэнни бутылку водки и корзинку с черным хлебом. Натан налил по рюмке и поднял свою; Дэнни последовал его примеру.

— Будьте здоровы, — произнес Бишоп.

— Как? Тост не по-русски?

— Боже милостивый, конечно нет. Знаете, кем русские считают западных людей, которые умеют говорить по-русски?

Дэнни покачал головой.

— Шпионами. — Натан снова наполнил рюмки. Похоже, он прочел мысли Дэнни: — А знаете, почему Луис — исключение?

— Почему?